— Куда едем? — осклабился водитель, выразительно глянув на включенный счетчик.
— Блин, а куда Шурку повезли? — спохватился Лешка и с недоумением посмотрел на жену.
— Ты что не спросил? — изумилась та.
— Нет!
— Ну как же это… — почти заплакала Алена, — давайте что ли в Первую.
Таксист в ответ лишь пожал плечами и газанув, рванул свою «ласточку» в поток. Увы, в Первой Горбольнице, рожениц с такой фамилией не поступало. Нужно было искать дальше, но непонятно в каком направлении двигаться. Выручил, как ни странно, дождавшийся их водила. Поняв по потерянным лицам, что пассажиры не нашли родственницу он покачал головой, и глубокомысленно сказал:
— Если случай тяжелый, то вам в Перинатальный центр надо. Проблемных всех туда доставляют!
— Ты раньше сказать не мог? — поинтересовался Алексей.
— Мое дело маленькое, — пожал тот плечами, — куда сказано, туда и везу!
До Перинатального они добрались уже под утро. Шурку действительно привезли сюда, но как обстоят дела, долго никто ничего не говорил. Наконец, к ним вышел врач и вопросительно взглянул.
— Вы родственники?
— Да, я сестра.
— Понятно… что же, у меня для вас не слишком хорошие известия.
— Что случилось?
— В общем, роды были тяжелые… ребенок родился слабым и сейчас помещен в бокс…
— Что с Сашей?
— Примите мои соболезнования, — покачал головой акушер. — Мы сделали всё, что могли.
Ноги Алены от услышанного подкосились, и она без стона опустилась на руки мужа. Переполошившийся врач позвал дежурную медсестру, и та принялась хлопотать над упавшей в обморок женщиной. Впрочем, нашатырь быстро привел её в чувство.
— С вами все в порядке? — с тревогой в голосе спросил врач.
— Со мной — да, — горько ответила та. — Скажите, доктор… она что-нибудь сказала?
— Ивана какого-то звала, — глухо отозвался акушер. — Это, вероятно, отец ребенка?
— Да.
— А где он?
— Погиб. Девять месяцев назад.
— Дела…, ну что же, примите еще раз мои соболезнования. Извините, но мне надо идти.
Боль была настолько всеобъемлющей, что, казалось, заполнила её всю до краев и не оставила места ни для какого иного чувства. Сил не было уже даже кричать, и Шурка мысленно взмолилась с просьбой о помощи. Она и сама бы затруднилась сказать, к кому именно обращена её молитва, к Богу, к вселенскому разуму или еще кому, но, как бы то ни было, эта мольба была услышана и боль постепенно ушла. «Что ты хочешь?» — раздался в голове чей-то невообразимо прекрасный голос.
— Где мой ребенок? — встревоженно спросила она.
— С ним все будет хорошо! — отвечал ей тот же голос и повторил свой вопрос: — Чего ты хочешь?
— Раз так, то ничего.
— Ты уверена?
— Я что, могу попросить все, что захочу?
— В разумных пределах.
— Я хочу увидеть его!
— Ребенка?!
— Нет, я о другом.
— Понятно. Что же это можно устроить.
— Как, ведь он же умер?
— Ты сделала свой выбор.
В этот момент боль вернулась, но на сей раз, она была куда меньше. По крайней мере, она теперь могла плакать и слезы градом полились из её глаз. Рядом кто суетился, что-то говорил на непонятном языке. Чья-то мягкая и невероятно ласковая рука гладила её по голове, и она вдруг отчетливо поняла, что это мама. Жалобно всхлипнув, Шурка потянулась к ней и из гора вырвалось тоненькое:
— Мутти!
[1]
То, что она сказала это слово по-немецки, так удивило девушку, что она широко распахнула глаза и в панике уставилась на сидящую рядом с её постелью женщину. Та была довольно странно одета, но самое главное, что глаза Александры прекрасно видели, что она не её мать, но сердце буквально задыхалась от нежности. «Мама!»
— Мутти, — прошептала она и, счастливо улыбнувшись, впала в забытье.
Глава 4
— Вашей дочери явно лучше, фройляйн Марта, — удивленно сказал доктор, присланный госпожой герцогиней. — Пожалуй, я поторопился, говоря, что необходимо звать пастора.
— Благодарю вас, гер Штольц. — устало отозвалась женщина. — Но почему она опять лишилась чувств?
— О, это не обморок, фройляйн, просто ваша дочь уснула. Ей нужно набираться сил, да и вам тоже. Попробуйте отдохнуть. Госпожа герцогиня прислала служанку, она последит за девочкой.
— Нет, я не смогу оставить её даже на минуту.
— Воля ваша, — пожал плечами врач и, взяв в руки свой саквояж, вышел.
Вообще-то гер Штольц не слишком жаловал Марту Рашке и её дочь. Да и с какой стати ему питать почтение у этой девке, пусть и прижившей ребенка от Мекленбургского герцога. Мало ли таких бастардов по всей империи? Правда, бабушка маленькой Марии Агнессы Констанции — так в свое время окрестили девочку, питала необъяснимую слабость к своей внучке, и потому приходилось держать свое мнение при себе.
Впрочем, госпожа герцогиня сильно сдала в последнее время и когда милосердный господь приберет ее, все переменится. Герцог вряд ли станет держать при себе незаконнорожденную дочь своего беспутного пасынка, как и её мамашу. Вот пусть и убираются на все четыре стороны, хоть к родителям в Кляйнештадт, хоть в далекую Московию, где её дикие жители имели безрассудство выбрать Мекленбургского герцога своим царем. Хотя… что от них ждать? Какие подданные, такой и сюзерен!
Проснувшись, Шурка снова увидела рядом с собой эту женщину. Сраженная усталостью, та сидя спала у её изголовья, прислонившись к высокой резной спинке кровати. Вообще, постель заслуживала отдельного описания. Перина и подушка были наполнены мягчайшим пухом и выгодно отличались от привычных девушке мешков с синтетической ватой, а вот простынь было довольно трудно назвать белоснежной. Скорее она была серо-белой, но это был именно цвет, а не грязь. К тому же материал её был довольно груб. Рубашка тоже не была шелковой, хотя шелковых Саша никогда не носила. Большую часть сознательной жизни пижамой ей служили трусы и майка, но, видимо, в больнице её переодели в рубашку из грубого полотна. Интересно, что же это за больница такая? С трудом подняв руку, девушка посмотрела на нее и поразилась худобе.
— Сколько же я тут валяюсь? — растерянно подумала она и вдруг в голову молнией влетела мысль: — «Где мой ребенок?»
— Где мой ребенок? — повторила она тонком голосом и с трудом откинув тяжелое лоскутное одеяло, вскочила на пол.
— Доченька, что с тобой? — переполошилась мигом проснувшаяся женщина и попыталась остановить Шурку.
