– В самом деле, есть некоторое сходство, – кивнул Канарис.
Его светлые глаза потеплели: он улыбкой показал, что согласен с такой характеристикой. Что же, отметил Фалько, отличную маску придумал себе этот человек – один из трех-четырех самых могущественных людей в нацистской Германии. Сплетенная им паутина шпионской сети опутала весь мир.
Адмирал окутался дымом, потом хмуро оглядел чашечку, проверяя, равномерно ли горит табак, и показал на Фалько мундштуком:
– А когда прочухаются и наконец смекнут, как действует этот механизм, – поздно: он их уже обул или вот-вот обует.
– Обует? – заморгал Канарис.
– Капут им придет.
– А-а, понимаю.
– Он владеет ремеслом, как хозяйка преуспевающего борделя.
Фалько переводил глаза с одного собеседника на другого, словно следил за партией в теннис.
– Позвольте, господин адмирал, мне…
– Нет, черт подери! Не позволю!
Повисла пауза. Кюссен, Канарис и адмирал смотрели на Фалько. Тот, чтобы сохранить бесстрастие, принялся считать кольца на портьере. Старый трюк. Когда дошел до четырнадцати, адмирал вытащил трубку изо рта.
– Значит, познакомишься с Баярдом, сделаешь вид, что подпал под его обаяние и готов выписать чек-другой для благородного испанского народа и все такое… Ни один борец за свободу не станет противиться. Парочка примет тебя с распростертыми объятиями.
– А потом?
Потом, отвечал адмирал, Фалько сыграет с Баярдом злую шутку. Сплетет ажурное кружево интриги с тем, чтобы дискредитировать героя-авиатора и, если получится, убрать, причем руками его собственных единомышленников. Излагая все это, адмирал рылся в портфеле и наконец извлек оттуда большой и туго набитый конверт из плотной желтоватой бумаги.
– Все детали найдешь здесь. Инструкцию по прочтении уничтожишь, – он по столу подтолкнул конверт к Фалько. – Здесь же и все остальное, то есть необходимое – документы, чековые книжки… В Париже спрячешь в надежное место, пока не понадобятся. Пока не придет час вбить гвоздь в гроб Баярда.
– Каким кодом мне работать?
– «Сория-8» – он новый, и красные его еще не взломали. Шифровальной книгой будет «Влюбленная большевичка» Чавеса Ногалеса. Держи. Повестушка тридцатого года. Читал?
– Нет.
– Ну, вот и пригодится для препровождения времени.
Фалько поглядел на дешевое издание в бумажной обложке: такие обычно продаются на вокзалах. И спросил себя, намеренно или случайно адмирал после истории с Евой Неретвой в Танжере выбрал книжку с таким названием. Глаз здоровый и глаз искусственный прочертили к его лицу сходящиеся трассы, и Фалько почудились в них искры злорадства.
– Еще получишь билет в спальный вагон первого класса на утренний поезд в Париж.
Фалько посмотрел на Канариса. Потом, пряча книжку в конверт, на Кюссена:
– Мы поедем вместе?
Австриец покачал головой:
– Я лечу «Люфтганзой». Увидимся в Париже.
– Должен буду остановиться в каком-то определенном отеле?
– Вам забронирован номер в «Мэдисоне», на бульваре Сен-Жермен, – сказал Канарис. – Маленький, но удобный и очень стильный.
– Именно такой снял бы себе кубинский миллионер с хорошим вкусом, – добавил Кюссен.
– И очень недешевый, – проворчал адмирал. – Восемьдесят, мать их, франков в сутки.
Кюссен улыбнулся Фалько. Светская милая улыбка вообще не сходила с его лица, контрастируя с ужасающими рубцами.
– Подходит?
– Вполне. Но если в Париже мне придется бывать в людных местах, меня может узнать какой-нибудь республиканский агент.
Канарис нахмурился. Его явно что-то вдруг обеспокоило.
– Вы много где бывали в последнее время?
– Мало.
– Можно узнать, где именно?
– Нет.
– Ах вот как… Понятно.
– Я веду довольно замкнутый образ жизни, но от случайностей никто не застрахован.
– Ну, если что, будете действовать по обстоятельствам, – сказал Канарис после недолгого раздумья.
И перевел взгляд на адмирала, как бы возлагая ответственность на него.
– Он парень дошлый, – заметил тот не без яда. – Такого в море брось – жабры отрастут. И плавники.
Канарис покивал с таким убежденным видом, словно долго изучал Фалько и в словах адмирала не сомневается.
– У Кюссена уже подготовлен план, – сказал он.
– Разумеется. Через два дня мы встретимся как бы случайно в ресторане «Мишо», рядом с отелем… Я буду там обедать с Баярдом и Эдди Майо. В час дня там большой наплыв посетителей, и надо ждать, когда появится свободное место. Мы поздороваемся как давние знакомые, и я вас приглашу за свой столик. Ну, и с этой минуты игру вести вам, хотя я, конечно, буду рядом.
– Тебя что-то смущает? – спросил адмирал.
– Пока нет, – ответил Фалько.
Под седыми усами снова мелькнула сардоническая ухмылка. Адмирал пододвинул ему сифон:
– Прими-ка еще таблеточку аспирина, мой мальчик, она тебе понадобится… Потому что сейчас мы поведаем тебе вторую часть этой чудесной истории.
Стало жарко. Погасив свет, открыли одно окно и вчетвером постояли перед ним молча и неподвижно, наслаждаясь ночным бризом. За погруженным в сумрак песчаным полукругом простиралось темное пространство бухты, по которому ветер и луна плавно тасовали серебристые блики.
– Изысканный город, – сказал Канарис.
И он, и Кюссен с наслаждением попыхивали ароматными сигарами. Адмирал, чуждый красотам природы, обернулся к Фалько:
– Что-нибудь слышал о Всемирной выставке в Париже? – спросил он неожиданно.
– Кое-что слышал.
– Открывается в начале июня, и красные хотят, чтобы Республика была представлена достойно… Поручили создание павильона двоим своим архитекторам и собираются разместить там большое полотно, воспевающее борьбу благородного испанского народа с фашизмом и все такое.
Снова задернув шторы, зажгли свет и вернулись за стол.
– Картину заказали Пикассо.
Фалько поглядел на него удивленно и повернулся к Канарису. Тот безмятежно кивнул. Кюссен улыбался, словно кот перед тем, как сожрать мышь, адмирал же раздраженно грыз черенок трубки.
– Не знаю, какого… они все находят в Пикассо, – процедил он. – Но это мировая знаменитость.
Канарис продолжал разглядывать Фалько.
– Вполне заслуженно. А вам он нравится?
– Да как вам сказать… – Фалько скривил губы, показывая безразличие. – Это не для меня.
