Фалько оглянулся: обыватели с газетами, старушки с собачками, американские туристы в желтых ботинках, брюках гольф и разноцветных носках. Если на свете и бывает война, то где-то там, за тысячу километров отсюда. Или, по крайней мере, подумал он со злой усмешкой, здесь все так полагают.
– А мы?
Санчес неопределенно повел плечами:
– Мы постепенно начинаем действовать заодно с людьми из Второго бюро
[25] и с правыми политическими силами. Наша контора в отеле «Мёрис» выдает паспорта, и радиоцентр на юге Франции работает исправно. Денег у нас меньше, чем у красных, день войны обходится нам в шесть миллионов песет, а потому приходится действовать с умом. И нашими стараниями поток оружия и добровольцев для Республики сильно обмелел…
Он снова закашлялся. На этот раз, когда он прятал платок, Фалько заметил на ткани несколько розоватых пятнышек. И понял, почему Санчес так и не выкурил ни одной сигареты из пачки, которую принес как опознавательный знак.
– Неделю назад, – продолжал связник между тем, – мы перехватили курьера, который вез из Марселя в Париж новый шифр. Посольство его потеряло, можете себе представить, и затребовало копию в консульстве.
– Перехватили?
– Конечно. Но оказалось, что он у нас и так имеется… Уже полгода. Итальянская книжка, замусоленная почище романа Хоакина Бельды
[26].
– Я так понимаю, надежность связи оставляет желать лучшего?
– Да… И у нас, и у них. Но мы все же совершенствуемся – обзавелись шифровальной машиной «Норд» и защищенной телефонной линией… Так что и здесь, как и там красные, хоть у них иные ресурсы, остаются позади.
С этими словами Санчес выпил воду и прищелкнул языком с таким видом, словно и его самого приводила в уныние безалаберность противника. И угрюмо улыбнулся, как человек, со стороны наблюдающий за неким зрелищем, столь же удручающим, сколь и непристойным.
– Иногда мне кажется, что там собрались просто слабоумные, – вдруг сказал он. – Вообразите – они шпионят друг за другом и передают нам информацию, чтоб нагадить сопернику! Уму непостижимо, какие идиоты приезжают покрасоваться-поблистать сюда, где не свистят пули… Как они ненавидят друг друга, как стараются подставить друг другу ножку… Видели бы вы анархистов в Барселоне…
– А я видел.
Санчес уставился на него:
– Вы так говорите, словно в самом деле видели.
Перед глазами Фалько вновь возникли объятые хаосом улицы, в ушах загремела пальба. Вспомнились итальянцы, которых ему было приказано ликвидировать. И выражение их лиц, когда стало понятно, что люди, приставившие им стволы к затылкам, – не из полиции.
– Видел. Вблизи.
– Если бы не русские и не те, кто в комбинезоне и альпаргатах, с винтовкой в руках подставляет грудь под пули, там все давно бы рухнуло.
Две молоденькие гризетки присели за соседний стол и спросили лимонаду. Они выставляли напоказ стройные ножки в скверных чулках и туфлях за полсотни франков и время от времени поправляли косметику. Не переставая щебетать, бесстыдно и выжидательно постреливали глазами в мужчин. В надежде, что какой-нибудь художник пригласит их позировать ню или еще какая-нибудь нежданная удача избавит от прилавка. Фалько рассеянно наблюдал за ними. В этом городе, не в пример прочим, предложение неизменно опережает спрос.
– Необходимо будет сделать несколько фотографий, – сказал он.
– Чьих?
– В ближайшие дни у меня будут встречи с одним господином… Так вот, надо заснять меня с ним, причем незаметно для него.
– Это нетрудно. А о ком идет речь?
– О Лео Баярде.
Санчес негромко присвистнул.
– Ого…
– Вот именно. Возникнут сложности?
– Никаких, – ответил тот, немного подумав. – Будет сделано.
Санчес помедлил еще миг, словно хотел что-то добавить и не знал, надо ли. Но наконец решился:
– Вы сказали, что будете встречаться с Баярдом.
– Собираюсь.
– Помните, я упомянул майора Вердье?
– Да. И что же?
– Мне пришло в голову, что может выйти недоразумение… Его люди стали плотно следить за Баярдом, едва тот вернулся из Испании. Если вас заметят в его обществе… сами понимаете.
– Не исключено.
– А люди эти, как я уже сказал, опасные. Во избежание… их лучше будет предуведомить…
Фалько задумался и ответил не сразу:
– Ответ отрицательный. Возможна утечка, рисковать нельзя.
– Как угодно. Вам решать.
– Это продлится всего несколько дней.
– Все равно, будьте осторожны. И чуть что – дайте мне знать. В спичечном коробке найдете номер телефона для экстренной связи.
Фалько молчал, разглядывая людей, проходивших мимо кафе.
– И второе, – сказал он наконец. – Что вы можете сказать мне о Всемирной выставке?
Санчес уставился на него с удивлением и любопытством:
– Вас это интересует?
– Как видите.
– Красные развили бешеную деятельность. Павильон Испании должен стать визитной карточкой, витриной Республики. Создать благоприятный образ, который заставил бы позабыть, сколько там перебили священников. А потому продемонстрируют церковную утварь и прочее имущество и фотографии ополченцев, которые охраняют соборы и памятники истории… Все будет очень трогательно.
– А Пикассо?
Санчас не сводил с него пытливых глаз. Потом двумя пожелтевшими пальцами потер нос.
– Если спрашиваете, значит, вам известно, что ему заказали огромное полотно…
– Да, известно.
– Огромное полотно, которое послужит той же цели – возвысить Республику в глазах мирового сообщества. Работает он в студии, которую ему купили на улице Гранз-Огюстэн, семь. Уплатили, по достоверным сведениям, миллион франков.
– Недурно.
– Как видите, фирма с затратами не считается.
– Пыль в глаза пускают…
– Верно. Главное – произвести впечатление… Вы позволите?
Он показывал на бутылочку минеральной воды, которую Фалько даже не откупорил. Рядом стоял пустой стакан с ломтиком лимона внутри.
– Конечно.
Санчес налил до краев и выпил залпом, не переводя дыхания. Потом откинулся на спинку стула. Потрогал сигаретную пачку, повертел ее. И спрятал в карман.
