– Позволите взглянуть?
– Пожалуйста.
Санчес начал листать и бегло просматривать страницы, пока не дошел до статьи о внедренных, а потом положил газету, развернутую на этом месте, на стол.
– Я видел, – вполголоса сказал Фалько.
– Начался ор. Вот Баярд уже и в троцкисты попал.
– Да.
Санчес по-прежнему смотрел не на него, а на улицу, как будто чем-то заинтересовавшись там.
– Рокамболя просят на связь. Сеанс сегодня, в «Мёрис», ровно в шесть.
– Буду.
– Как прошло ночью?
– Вроде бы хорошо.
– Были сложности?
– Никаких. Но результатов пока не знаю. Я скоро схожу туда, покручусь… может, что-нибудь и вынюхаю.
– Я только что оттуда. На улице все тихо, никаких признаков… Если вам удалось, это просто безупречная работа.
– Посмотрим.
Санчес снова покосился на газету:
– История на улице л’Орн будет замята. Мы получили гарантии от Сюрте
[66]. У нее с нами отличные отношения, лучше, чем с красными.
– И, полагаю, лучше оплаченные.
– Само собой. Мы тратим деньги не на икру и шампанское, а на то, чтобы завоевывать симпатии. У нас в отличие от красных нет золотого запаса из Банка Испании, и красть нам, значит, нечего.
Санчес запнулся на миг, достал и поднес ко рту платок. Откашлялся и поспешно, как всегда, спрятал.
– Есть еще кое-что… – сказал он. – Важное и безотлагательное. Центр распорядился немедленно уведомить вас.
– И что же это стряслось такое важное?
– Сейчас в Париже может находиться Павел Коваленко.
Фалько, в этот миг открывший портсигар, замер.
– Твою мать… – не сразу выговорил он.
И очень медленно продолжил прерванный было путь сигареты ко рту. Прикурил и искоса взглянул на собеседника. Потом постучал зажигалкой по раскрытой газете:
– Считаете, тут есть связь?
– Центр, ссылаясь на свои источники – а источники его сидят в Берлине, – полагает, что это весьма вероятно. И кажется, Коваленко засекли в поезде при пересечении границы. На перегоне Портбу – Сербер.
– Неужели будет заниматься Баярдом лично? За тем и пожаловал?
– Точно сказать невозможно, однако это входит в круг его обязанностей.
Фалько задумчиво кивнул. Может быть простым совпадением, подумал он. Но в этом ремесле совпадения редки. И всякая случайность подозрительна.
– Если жидкое, белого цвета, в бутылке и начинается на «м» – скорей всего, это молоко.
– Я тоже так думаю.
– Превосходит самые радужные ожидания…
– Да уж. Настоящий успех.
Фалько продолжал осмыслять услышанное. Павел Коваленко – или, как его называли, товарищ Пабло – возглавлял «группу А» (активные мероприятия) в Управлении специальных операций НКВД. То есть будет инспектировать испанскую разведывательную сеть, где задействованы коммунисты русские, немецкие и местные. Убийства и похищения отступников, террор и саботаж – вот круг обязанностей этой группы. Ходили слухи, что именно «товарищ Пабло» осенью прошлого года организовал массовую расправу над арестованными франкистами в Паракуэльос и не только, а также проводил аресты, пытки и казни сотен троцкистов и анархистов во время недавних чисток в Барселоне. Кроме того, он был – и, быть может, остался – прямым начальником Евы Неретвы.
Фалько неторопливо дошел до перекрестка Бюси и Сент-Андре-дез-Ар, свернул налево и направился по улице Гранз-Огюстэн к Сене. У дома номер семь все было как всегда, и он остановился взглянуть поближе. Все окна закрыты. Никаких признаков того, что вчера здесь что-то стряслось. Фалько постоял чуть больше минуты у калитки, а потом решил войти и пересечь внутренний дворик. В подъезде под аркой подметала выложенный черно-белой плиткой пол сухопарая женщина в домашних туфлях, в темном халате, в косынке, под которую убраны были волосы.
– Добрый день, мадам. Не знаете, месье Пикассо у себя?
Женщина подняла на него недружелюбные глазки, но улыбка Фалько произвела свое обычное действие, и лицо консьержки смягчилось. Она, вероятно, привыкла, что к художнику таскаются посетители. Всякого рода люди.
– Он дома, но, боюсь, никого не принимает.
Фалько изобразил растерянность и сделал озабоченное лицо:
– Да? Вот как? Надеюсь, не заболел?
– Нет, не заболел. Но прошлой ночью тут произошла одна неприятность.
– О боже! Что-нибудь серьезное?
– Газ взорвался, судя по всему.
– Что вы говорите?! Какой ужас… Месье Пикассо не пострадал?
– Нет, взрыв был в его отсутствие. По счастью, не очень сильный. – Она показала на дверь своей квартиры. – Когда грохнуло, мы с мужем уже легли и порядком перепугались.
– Большой ущерб?
В беспокойных глазках вновь мелькнуло подозрение. Она оглядела Фалько внимательней, чем прежде, и пожала плечами:
– Ничего не знаю.
– А у кого бы мне справиться? Я друг месье Пикассо.
– У месье Пикассо половина Парижа в друзьях.
– Я недавно был у него с месье Баярдом и мадемуазель Майо и купил картину.
Консьержка снова пожала плечами, давая понять, что эти имена ничего ей не говорят. Фалько чуть прикоснулся к борту своего пиджака там, где во внутреннем кармане лежал бумажник, и убедился, что женщина не упустила из виду это движение. Тогда он, как бы совершая нечто само собой разумеющееся, вытащил две пятифранковых бумажки и всунул ей в руку со словами:
– Спасибо, мадам, вы были очень любезны, – и уже повернулся, намереваясь уйти, но тут же остановился, будто его внезапно осенило: – И все же… вы не знаете, кто бы мог рассказать мне подробней?
Консьержка спрятала деньги в карман халата. В раздумье оперлась на ручку швабры:
– Мой муж был наверху, когда приехала полиция…
– Полиция? – ужаснулся Фалько. – Серьезное дело, значит?
Глаза ее сузились:
– Не знаю. Говорю только, муж поднимался в мастерскую вместе с полицией. С него снимали показания. Ажаны и сейчас там.
– Я беспокоюсь… Как бы узнать, что же стряслось.
– Ну так сходите наверх.
Она сказала это с вызовом. Явно что-то заподозрив. Фалько сделал вид, что раздумывает, и наконец сказал, озарив лицо самой искренней улыбкой:
– Не хочется им мешать.
Видя, что консьержка колеблется, Фалько снова двумя пальцами дотронулся до борта пиджака. Женщина, не в силах решиться, прикусила нижнюю губу. И наконец сказала:
