– Да я и не…
– Они – наши соратники в священной борьбе. Ясно тебе?
Фалько, не обманываясь тоном собеседника, наклонил голову. За напускным цинизмом адмирал скрывал горестную память о сыне, убитом красными прошлым летом, когда по кораблям прокатилась волна бессудных расправ.
– Ясней некуда, господин адмирал.
– Колбасники и макаронники, сияя в небесах яркими звездами, возвещают пришествие нового дня.
– Прямо сняли у меня с языка.
Адмирал по-прежнему глядел на него сурово:
– Ты хоть во что-нибудь веришь, щенок?
– Верю, что если сунуть клинок в пах, артерию никаким жгутом не зажмешь, кровь не остановишь.
Негромкий смех адмирала был больше похож на урчание.
– По пальцам одной руки могу я пересчитать шпионов и авантюристов, которые годам к пятидесяти не хотели бы стать провинциальными аптекарями или муниципальными чиновниками.
– У меня еще тринадцать лет в запасе. И я непременно сообщу, когда меня обуяет такое желание.
– Сомневаюсь, что успеешь. Тебя, как и тех, кто мне в этом признавался, – расстреляют. Чужие или свои.
Фалько в ответ снова кивнул, а потом спросил:
– Где сейчас Лео Баярд?
Адмирал еще мгновение пристально рассматривал его и лишь потом снизошел до ответа:
– В Париже.
– И в каком же качестве?
– В качестве героя войны – дает пресс-конференции, пишет статьи и, распуская павлиний хвост, кичится тем, как в недавнем прошлом сражался за свободу… Собирается выпустить книгу и снять фильм о своих испанских впечатлениях. Еще давит всеми средствами на правительство Блюма
[12], побуждая его не оставаться в стороне, а поддержать Республику.
Фалько ненадолго задумался.
– А какой картой мне сыграть на этот раз?
– Той же, что и всегда… Баярд намерен поиметь нас, а твоя задача – помешать этому и, наоборот, воткнуть ему.
– И каким же образом?
– Есть еще время придумать что-нибудь затейливое, в стиле Фу-Манчу
[13].
Адмирал взял зонтик, и они снова двинулись вдоль балюстрады. Фалько знал, что шеф предпочитает о предметах деликатных говорить на свежем воздухе, вне стен, у которых, как известно, есть уши. Друзья из абвера держали адмирала в курсе последних достижений в науке прослушки, и тот, даже выходя из кабинета, старался не говорить всего в одном и том же месте. И неустанно внушал Фалько, что неподвижную мишень легче поразить. И союзников им приходилось остерегаться больше, чем противников.
– В прошлом году, когда я узнал, что Баярд собирается приобрести партию истребителей «девуатин» для сопровождения своих бомбардировщиков – тихоходных и потому уязвимых, – мне в голову пришла одна идея… Он собрал деньги во Франции, а потом мигом оказался в Швейцарии, где вел переговоры о сделке с одним посредником, который сотрудничает с нами.
– Я его знаю?
– Знаешь. Пауль Гофман. Ты с ним работал в свои золотые юношеские годы, когда торговал оружием Василия Захарова. И, если память мне не изменяет, вы с ним продали в Южной Америке пять тысяч польских винтовок и двести пулеметов. Думаю, ты его вспомнил.
– Разумеется вспомнил. Прыткий малый… Бонвиван, большой любитель дорогих шлюх.
– Да ты не про себя ли говоришь? Все сходится, включая дорогих шлюх.
– А Гофман тут при чем?
– А при том, что я начинаю кроить саван для Баярда. А ты… – Адмирал остановился и упер в грудь Фалько мундштук трубки. – Ты его сошьешь.
Они еще постояли немного, глядя на бухту. День был все таким же погожим. Мимо острова Санта-Клара медленно скользил серый силуэт военного корабля с флагом франкистов на корме. Адмирал посасывал трубку, Фалько снял шляпу, подставив голову ласке солнечных лучей.
– Завтра сядешь в скорый Андай – Париж, – сказал адмирал. – Отныне тебя зовут Игнасио Гасан, ты отпрыск славного и очень богатого испанского рода, осевшего в Гаване. Симпатизируешь Республике, коллекционируешь произведения искусства. Обо всем прочем узнаешь позднее.
Фалько растерянно заморгал:
– Искусства?
– Его!
– Моих познаний в искусстве хватит минут на десять разговора. А то и меньше.
– С очередной пассией, знаю-знаю… Но мы это уладим. По белу свету ходят оравы миллионеров, страстно любящих живопись, но понятия не имеющих, кто такой Кандинский.
– А кто такой Кандинский? – нагло улыбнулся Фалько.
Адмирал смерил его взглядом убийцы:
– Даже самое громадное невежество можно прикрыть чековой книжкой. А у тебя она будет – и очень пухленькая.
Улыбка Фалько стала шире.
– Звучит как музыка. Мне начинает нравиться это задание.
– Особенно не увлекайся. Дашь отчет за каждый потраченный франк.
Фалько надел шляпу – как всегда, слегка набекрень.
– Но почему все же коллекционер? Как это вяжется с Баярдом?
– Потому что в Париже тебе предстоит двойная работа. С одной стороны, должен будешь подобраться к нему вплотную, проникнуть в его ближний круг… – Адмирал критически оглядел Фалько с головы до ног. – С твоими повадками элегантного сутенера, с твоим бесстыдством и с деньгами, которыми тебя снабдят, это будет совсем нетрудно.
– И сколько же времени вы мне даете?
– Недели две.
Фалько с бесстрастием истого профессионала спросил, что-то прикинув в уме:
– Я должен его ликвидировать?
– Не совсем так.
Адмирал некоторое время молча созерцал корабль вдалеке. Потом вытряхнул пепел, постучав трубкой о перила, и спрятал ее в карман:
– На самом деле тебе надо будет устроить так, чтобы его убили.
– Я правильно понял – устранить чужими руками?
– Правильно.
– А как?
– С изяществом и талантом. Того и другого у тебя в достатке. Даже в избытке.
Неторопливо двинулись дальше. За водолечебницей «Жемчужина», у щита с рекламой фильма «Жизнь бенгальского улана»
[14] им навстречу попались несколько фалангистов в кожаных куртках, голубых рубашках, красных беретах. С ними под руку шли девицы в синих накидках военно-медицинской службы. Один офицер опирался на палку, у другого рука была на перевязи. Наступление на Севере стоило франкистам большой крови.
