Я даже пыталась быть правдивой с женщинами. Это гораздо труднее, чем говорить правду мужчинам. Мужчины бывают благодарны за то, что ты говоришь им правду о своих чувствах. Но очень немногие женщины хотят слышать правду, если эта правда их чем-либо не устраивает. Насколько я понимаю, женская дружба основана на лжи и красивых, но лишенных смысла словах. По тому, как они, собираясь вместе, кокетничают и флиртуют друг с другом, можно подумать, что женщины — это стая волчиц, пытающихся соблазнить друг друга. Случались, конечно, и исключения. Была, например, одна женщина, которая мне очень помогла в первый голливудский период, когда я была на мели и мечтала заработать хоть немного денег, чтобы купить новый лифчик. Она давала мне деньги, позволяла жить у нее, разрешала носить свои платья и меха. Она делала это потому, что искренне любила меня и верила в мой талант, в то, что я когда-нибудь стану кинозвездой. Назову ее Делия, чтобы писать свободно, не смущая ее.
Делия была замужем за известным киноактером. Он был не только звездой, но и настоящим мужчиной. Такое встречается достаточно редко, и не потому, что многие мужчины-киноактеры — гомосексуалы, а потому, что актерство по сути своей женственно. Когда актер должен гримироваться, позировать и изображать эмоции, выставлять себя напоказ, ожидая аплодисментов, то это совсем не те качества, которые присущи нормальному мужчине. Он «актерствует», то есть «притворяется», точно так же, как женщина в жизни. Вот почему актеры по своему характеру нередко женоподобны. Актер соревнуется с женщинами, даже когда он любит одну из них.
Однажды я помогала мужу Делии на благотворительном соревновании по гольфу, таскала за ним тележку с гольфными клюшками, и он привел меня к себе домой.
«Вот маленький голодный котенок, — сказал он жене. — Позаботься о ней. Она появляется в модных местах, но ей нужна небольшая помощь».
* * *
«Для человека, которому я хотела бы помочь больше всех в жизни — Джонни Хайда, — я абсолютно ничего не могла сделать. Ему нужно было то, чего у меня не было — любовь. А любовь — это нечто такое, что ты не можешь изобразить, сколько бы ни пыталась.
Он, бывало, говорил мне: „В какого человека, по-твоему, ты когда-нибудь влюбишься?“ И я отвечала: „Не знаю“. Я умоляла его не думать о будущем, а наслаждаться нашей сегодняшней совместной жизнью.
Однажды вечером у себя дома он поднимался по лестнице за книгой для меня. Я видела, как он остановился и прислонился к перилам. Я помнила, как с моей тетей Анной случилось то же самое за несколько месяцев до ее смерти от сердечного приступа.
Я подбежала к Джонни, подхватила его и закричала: „О, Джонни, что с тобой? Тебе плохо?“
„Все будет отлично“, — сказал он.
Через неделю Джонни Хайд снова заговорил о браке. Он был у врача, и тот сказал, что жить ему осталось недолго.
„Я богат, — сказал мне Джонни. — У меня почти миллион долларов. Если ты выйдешь за меня, после моей смерти тебе останется все“.
Я мечтала о деньгах, я очень хотела получить много денег. Но миллион, который обещал мне теперь Джонни, для меня ничего не значил.
„Я не покину тебя, — сказала я ему. — Я никогда тебя не предам. Но я не могу выйти за тебя, Джонни. Потому что ты выздоровеешь, а я, может быть, когда-нибудь по-настоящему влюблюсь“.
Он только улыбался мне.
„Я уже не выздоровлю и я хочу, чтобы ты получила мои деньги, когда я уйду из жизни“.
Но я была не в силах сказать — да. Он был прав. Ему не стало лучше. Через месяц его положили в больницу. В больнице он продолжал умолять меня выйти за него — не для его, а для моей пользы.
Но я не могла сделать этот шаг. Джо Шенк тоже уговаривал меня согласиться.
„Ну подумай, что ты теряешь?“ — настаивал он.
„Себя, — отвечала я. — Я выйду замуж только по любви“.
Джо спросил меня: „За кого ты вышла бы замуж: за богатого, который тебе нравится, или за бедного, которого ты любишь?“
„Конечно, за бедного, которого люблю“, — тут же ответила я.
„Я в тебе разочарован, — сказал мистер Шенк. — Я думал, ты умная девочка“. Но на самом деле мистер Шенк стал относиться ко мне лучше после этого разговора.
Джонни Хайд умер. Его родственники не позволили мне даже сесть рядом с ними в церкви. Я сидела в задних рядах среди знакомых Джонни. Когда я проходила мимо его гроба, я испытывала такое горе, что забылась, бросилась на гроб и разрыдалась. В ту минуту я хотела бы мертвой лежать вместе с ним.
Моего друга похоронили. Я осталась без его помощи — некому было сражаться за мои роли — и без его любви, которая направляла меня. Я плакала много ночей. Я ни разу не пожалела о миллионе, от которого отказалась. Но я никогда не переставала сожалеть о смерти Джонни Хайда, самого доброго человека в мире».
* * *
Джонни Хайд умер 18 декабря 1950 года. Он так и не успел изменить завещание, хотя неоднократно обсуждал этот вопрос со своим адвокатом и другом Сэмом Бирке. Он хотел оставить Мэрилин треть своего состояния, а остальное — детям на образование. Незадолго до смерти его посетил брат Алекс и уговаривал Джонни порвать с Мэрилин. Он характеризовал ее как распутную женщину с многочисленными любовными связями, которая просто хочет использовать старого, больного человека. Но Джонни прекрасно знал о предыдущих связях Мэрилин и не изменил своего мнения о ней.
Уже в последние минуты жизни он просил свою помощницу Дону Халловей не оставлять Мэрилин в беде. «Пусть они (его семья) относятся к Мэрилин как к члену семьи».
Но сразу после смерти семья потребовала от Мэрилин освободить дом и не появляться на похоронах. Из дома Мэрилин выехала без возражений, снова поселившись у Наташи, но на похороны пришла. Сын Джонни Хайда вспоминает, «что Мэрилин громко плакала навзрыд и повторяла имя отца. Это всех потрясло».
Мэрилин впала в глубокую депрессию, она проводила большую часть времени в своей комнате. Однажды, вернувшись с работы раньше времени, Наташа обнаружила на двери записку: «Не разрешай Барбаре входить в мою комнату».
Наташа вспоминает: «Я немедленно поняла, что это означает, рванула дверь и вбежала в комнату, не зная, застану ли я ее живой или увижу бездыханное тело… Я схватила Мэрилин за плечи и стала ее трясти. „Что ты сделала?“ Тут я увидела куски розовой массы у нее на губах и засунула пальцы ей в рот. Там было полно той же самой розовой массы — вероятно, 30 таблеток нембутала. Достаточно, чтобы убить пятерых.
К счастью, Мэрилин не проглотила их, просто потому, что ее горло было сухим, вероятно от страха… И она лежала, ожидая, когда таблетки размягчатся и проникнут в желудок, оборвав ее жизнь. Она не предполагала, что я вернусь раньше времени».
Этот был первый описанный случай, когда Мэрилин Монро пыталась покончить с собой.
После смерти Джонни Мэрилин была окружена заботой и вниманием друзей. Наташа восстановила свое неограниченное влияние на Мэрилин. Она даже ушла со студии «Коламбия», чтобы уделять больше внимания работе с Мэрилин. Несколько позднее Монро удалось уговорить руководителей «XX век — Фокс» взять Наташу на работу в той же должности — репетитора актеров. Семья Каргеров была с ней близка, и Мэрилин часто заходила к матери Фредди Мэри, встречалась и с Фредди. Люси Райман продолжала принимать участие в судьбе актрисы, как и Джо Шенк, старавшийся, в обход Даррила Занука, протежировать ей с помощью главы студии Спироса Скураса
[35].
