В 1951 году, когда эсэсовское засилье в Египте достигло своего пика, в Каирский университет поступил племянник иерусалимского муфтия аль-Хусейни. Этого студента звали Рахман Абдул Рауф аль-Кудуа аль-Хусейни, но в деканате он записался как Ясир Арафат. Мы сейчас не будем касаться деятельности Арафата, многие аспекты которой являются откровенно террористическими. Нас больше интересует его дядя-муфтий, получивший от самого Гитлера почетное звание «фюрера арабского народа». В январе 1944 года после личного благословения иерусалимского муфтия аль-Хусейни состоялось формирование Мусульманской дивизии СС «Нойе-Туркестан». И вот племянник «фюрера арабского народа» ходит в лучших «друзьях» народа советского, а пригревший сотни нацистов Насер получает от Хрущева звание «Героя Советского Союза». Как же дошли мы до жизни такой?
…Персонажа «Золотого теленка» заграничного сиониста Бурмана в СССР больше всего интересовал еврейский вопрос. И он страшно удивлен, узнав о его отсутствии:
– Как же может не быть еврейского вопроса? – удивился Хирам.
– Нету, не существует.
Однако, невзирая на оптимизм соавторов, вопрос был. Огромное еврейское влияние в революционные и послереволюционные годы отражалось на всех сферах жизни Советского Союза. А значит, и вопросы накопились. Возвращаемся в наши палестины.
В 1920-е и 1930-е годы в СССР действовало Еврейское телеграфное агентство (ЕТА), независимо от официального ТАСС распространявшее по всему миру свою информацию о Советском Союзе. Этому ЕТА в 1931 году И. Сталин даже дал интервью по неизменно-животрепещущему вопросу об «антисемитизме». Он дословно сказал: «Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма… В СССР строжайше преследуются законом антисемитизм как явление глубоко враждебное советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью» (70).
Но где-то к середине 1940-х годов положение стало меняться. Зверства НКВД, значительная часть кадровых сотрудников которого были евреями, сталинские репрессии, антисемитская пропаганда нацистов, проблемы эвакуации и возвращения из нее – все это заложило мощный фундамент под начавшуюся в конце сталинского правления кампанию, которая до сих пор считается ярким проявлением государственного антисемитизма. Возможно, народное создание так и восприняло «борьбу с космополитизмом», смешав ее с реальными целями Сталина, из которого сегодня старательно лепят образ заклятого антисемита «а-ля Гитлер».
На самом деле, основные усилия Сталина после войны были направлены на усмирение нарождавшейся фронды внутри государства и на распространение имперского влияния Советского Союза – сначала на страны Восточной Европы, находившиеся у наших границ, а затем везде, где Советскому Союзу составляли конкуренцию атлантические союзники. Важным пунктом в его стратегии стало создание просоветского еврейского государства в Палестине. Сталин говорил соратникам: «Давайте согласимся с образованием Израиля. Это будет как шило в заднице для арабских государств и заставит их повернуться спиной к Британии. В конечном счете, британское влияние будет полностью подорвано в Египте, Сирии, Турции и Ираке» (71).
Создание государства Израиль было продекларировано Советом Безопасности ООН, и СССР активно поддерживал это решение. На заседании Совета Безопасности советский представитель Громыко сказал: «Тяжелые жертвы, которые еврейский народ понес в результате произвола гитлеровцев в Европе, еще более подчеркивает необходимость для евреев иметь свое собственное государство и справедливость требований о создании самостоятельного еврейского государства в Палестине» (72). Другое дело, что «неблагодарное» государство в короткий срок превратилось вместо союзника СССР в сателлита США, а это в планы «кремлевского горца» уж никак не входило.
Взаимное раздражение власти и еврейства косвенно усиливалось фактом грандиозных потерь во время войны еврейского народа в многовековых местах его расселения – здесь также ощущается горечь и обида уцелевших евреев на советское руководство за его фатальные просчеты в начале войны. Все еврейские местечки на западе СССР были уничтожены на корню, а интеллектуальная элита значительно прорежена репрессиями тридцатых годов. Возрождение «малой родины», которая так много значит для любой культуры, стало чисто физически и психологически невозможно. Произошел радикальный разрыв с прошлым, с тем, что подпитывает национальную культуру (в т. ч. и язык идиш) – прервалась связь поколений. Полностью исчезло понятие «малой родины», которой, с определенной натяжкой, можно было назвать места многовекового проживания евреев в черте оседлости.
Внимание целого народа переключилось на свежеиспеченное государство Израиль. Эти психологические нюансы имели значение и для рядовых евреев, и для кремлевских небожителей. О жене Ворошилова – Голде Горбман – ее родственница рассказывает: «Когда возникло государство Израиль, я услышала от Екатерины Давыдовны фразу: “Вот теперь у нас тоже есть родина”. Я вытаращила глаза: это говорит ортодоксальная коммунистка-интернационалистка!» (И значит, Советский Союз, как тогда говорилось, «родина трудящихся всего мира» для нее родиной не был?!) (73). Сталин не учел, что для народа, лишенного своего ареала расселения, появление в святом для каждого еврея месте собственного национального государства станет фактором сакральной важности.
Взаимное притяжение между еврейской эмиграцией (включая дореволюционную) и советской элитой несомненно. Здесь и родственные связи, и общие социалистические убеждения (палестинский кибуц, как пример «социалистического хозяйства»), и взращенное национальным воспитанием понимание ценности Иерусалима как мирового религиозного центра. Появилась реальная альтернатива сталинскому социализму. Взамен утраченных еврейских местечек – перспектива жизни возрожденного народа на исторической родине. И то, что этой перспективе мешает – проарабская внешняя политика СССР. Тоска по утраченной родине плюс концентрированная ненависть элиты за разгром 1937 года да плюс реальная сложность быта в СССР и общее разочарование в советском проекте – вот те факторы, которые сплотили еврейскую интеллигенцию, превратили ее из сообщницы советского строя в его коллективного противника.
Западной пропагандой по ходу «холодной войны» настойчиво подчёркивалось положение евреев в СССР, как гонимых, преследуемых коммунистической властью людей. Это, во-первых, мобилизовало евреев и Запад на защиту их попранных прав; а, во-вторых, ставило крест над деликатной проблемой роли евреев в Революции и в управлении страной в течение следующих за революцией 25 лет, включая коллективизацию и репрессии. С помощью пропаганды неоднозначное прошлое с лихвой перекрывалось в общественном сознании нелепой кампанией против «безродных космополитов» и слухах о якобы готовящихся депортациях еврейского народа в восточные области СССР.
Израильская проблема на долгие десятилетия стала весьма важной во внешней политике СССР, что определялось как стратегическим положением Палестины, так и многочисленным еврейским населением самого Советского Союза. Проблемы Израиля со своими собутыльниками обсуждает даже В. Ерофеев: «Я расширял им кругозор по мере сил, и им очень нравилось, когда я им его расширял: особенно, что касается Израиля и арабов. Тут они были в совершенном восторге: в восторге от Израиля, в восторге от арабов, и от Голанских высот в особенности. А Абба Эбан и Моше Даян с языка у них не сходили. Приходят они утром с блядок, например, и один у другого спрашивает: “Ну как? Нинка из 13-й комнаты даян эбан?”, а тот отвечает с самодовольною усмешкою:“Куда ж она, падла, денется? Конечно даян!”».
