Панический страх повторить ошибку Сталина, проморгавшего начало войны с Гитлером, и, таким образом, едва не угробившего государство, преследовал советское руководство до последних дней Советского Союза. На оборону отвлекались колоссальные ресурсы – из 100 миллионов сограждан, занятых в производстве, в оборонном секторе трудилось 30–40 миллионов человек
[166]. По оценкам экспертов, нормальной экономикой, не подчиненной целям обороны, являлось лишь около 20 % народного хозяйства СССР. Запад же, при его уровне индустриализации, подчинял внеэкономическим критериям не более 20 % хозяйства. Если говорят, что «на прилавки» работала лишь 1/5 советской экономики – против 4/5 всей экономики Запада, то сравнивать надо именно эти две экономические системы.
Когда-то, еще до Великой Отечественной войны, писатель А. Платонов записал в своей рабочей тетради: «Чтобы истреблять целые страны, не нужно воевать, нужно лишь так бояться соседей, так строить военную промышленность, так третировать население, так работать на военные заказы, что население все погибнет от экономически безрезультатного труда» (51). По сути, в этой короткой фразе заложена суть того изнурительного соревнования, в которое оказался втянут Советский Союз, и сегодня мы можем рассматривать его как стратегическую ошибку руководства. Но нужно понимать и непростое время, диктовавшее принятие тех или иных решений.
VI
21 сентября 1945 года в Вашингтоне состоялось специальное правительственное заседание, посвященное атомной энергетике в послевоенный период. Присутствовавший на заседании в качестве министра торговли Генри Уоллес в своем публичном выступлении в 1950 году рассказывал: «Министр Стимсон заявил на заседании кабинета 21 сентября 1945 года, что другие страны почти наверняка будут иметь атомную бомбу к 1950 году. Я ему верил… Однако творцы нашей высокой политики, ничего не понимая в науке, думали, что мы обладаем секретом, который сможем использовать в мирное время как орудие в международных делах. Они не спрашивали, что будет с нашей внешней политикой, когда бомбой будут обладать две страны…» (52) Стимсон предлагал попытаться решить атомный вопрос «на основе сотрудничества и доверия» в отношениях с Советским Союзом, однако его рекомендации были отвергнуты, и сам он вскоре ушел в отставку. Именно поэтому 21 сентября 1945 года вполне можно считать днем, когда США окончательно решили идти по пути «атомной дипломатии», иными словами, по пути «холодной войны».
Руководство СССР четко понимало опасность атомной монополии США. Первоочередной задачей стало восстановление промышленного потенциалы страны, серьезно пострадавшего в результате гитлеровского нашествия, ведь только сверхмощная промышленная держава могла разрушить атомную монополию и, одновременно, содержать могучую армию. К 1950 году в СССР был превышен довоенный уровень в производстве чугуна, стали, угля, нефти, электроэнергии и цемента, тракторов было выпущено в три раза больше, чем в 1940 году. Ресурсы страны были полностью направлены на скорейшее восстановление промышленности и укрепление обороны, что встречало понимание со стороны понесшего огромные потери народа, но никак не интеллигенции, привыкшей видеть в странах антигитлеровской коалиции не просто союзников, но и давних интеллектуальных партнеров.
Перед началом кампании против низкопоклонства перед Западом Сталин инструктировал своего любимца К. Симонова: «Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей – у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя еще несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников… Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами, – сказал Сталин и вдруг, лукаво прищурясь, чуть слышной скороговоркой прорифмовал: – засранцами, – чуть усмехнулся и снова стал серьезным…» (53).
Целый комплекс причин породил эту приснопамятную кампанию – мы говорили и о еврейском факторе, внешнеполитических причинах, желании нейтрализовать впечатление от европейского уровня жизни, потрясшего воображение миллионов простых советских граждан
[167]. «Борьба эта стала просто и коротко формулироваться как борьба с низкопоклонством перед заграницей и так же быстро приняла разнообразные уродливые формы… Однако, – продолжает Симонов, – в самой идее о необходимости борьбы с самоуничижением, с ощущением не стопроцентности, неоправданным преклонением перед чужим в сочетании с забвением собственного, здравое зерно тогда, весной сорок седьмого года, разумеется, было» (54).
Абсурдом можно считать массовое убеждение в том, что кампания была развернута только с целью уничижения евреев. Так, Л. Максименков в работе «Очерки номенклатурной истории советской литературы» пишет дословно следующее: «В СССР в атмосфере нараставшей антисемитской вакханалии вводились цветные фотографии для анкет (этот технологический прорыв обеспечивало немецкое трофейное оборудование), а также такие биометрические параметры анкетных данных, как цвет глаз и цвет волос» (56). Рассматривать цветные фотографии как проявление антисемитизма, мягко выражаясь, натяжка. Я уже не говорю о биометрических данных в паспортах сегодняшнего Европейского Союза, который автор антисемитизмом почему-то не попрекает.
Если на то пошло, то винить в начале вышеупомянутой кампании стоит великого ученого – академика П. Капицу. Именно он 25 ноября 1945 года и 2 января 1946-го обратился к Сталину с письмами о вреднейшей недооценке отечественной науки и техники. Притом ученый не побоялся написать о причинах этой недооценки: «Это у нас старая история, пережитки революции». Знал, кому писал: «Пережитки революции» – лучше и не скажешь. Вместе с письмом от 2 января Капица прислал Сталину рукопись книги историка техники Л. Гумилевского «Русские инженеры»
[168]. «Из книги, – подводил итоги в письме Сталину Капица, – ясно: 1. Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас. 2. Мы сами почти не умели их развивать… 3. Часто причина неиспользования новаторства в том, что обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное… Творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться».
Сталин поддержал Петра Леонидовича, обратившись к нему с ответным посланием, в котором было сказано: «В письмах много поучительного» (56). Вот с этой переписки и началась кампания по безудержному прославлению отечественного опыта. Однако тяжело искренне прославлять Отечество, будучи, образно говоря, с голым задом. А что народ-то голый, стало очевидно всем. После войны курс на развитие производства товаров народного потребления, на повышение материального благосостояния людей имел особую актуальность. Советские люди, устав от постоянного перенапряжения и тягот военного времени, заслужили право на лучшую жизнь.
