Я дозвонилась в квартиру его жене и заставила ее впустить мужа, объяснив, что за такой пьяный бред ему тоже не поздоровится…» (27).
Никакой случайности в соседстве писателей и чекистов нет, о чем мы уже рассказывали. Многочисленные источники свидетельствуют о тесной дружбе советской интеллигенции и сотрудников органов, что, конечно же, не мешало последним изымать первых из обращения по первому звонку. Но пока стояло водяное (то есть водочное) перемирие бояться хищников не приходилось – все друзья, знакомцы, родственники. Б. Ефимов: «Кольцов поднялся в апартаменты Горького, а я остался в подвальном этаже, где встретил нескольких работников “органов”, знакомых мне по встречам в доме Бриков. Они сидели за столом, что-то выпивали и чем-то закусывали. Мне гостеприимно предложили принять участие в этой трапезе и сразу угостили “Степной устрицей”. Суть этого угощения состояла в следующем: надо было залпом выпить стакан голландского джина и тут же моментально проглотить сырое яйцо. Я довольно лихо проделал эту процедуру, заслужив при этом одобрение всей компании» (28). Все водили дружбу с ГПУ-НКВД и хотели, чтобы потом репрессии, разметавшие эту организацию, их не коснулись?
Но и красные янычары выкованы не из железа, и «мальчики кровавые в глазах» частенько подталкивали «натруженные» рученьки к стакану. Как-то один из следователей, бывший рабочий, падая с ног от круглосуточных допросов, украдкой прихватил с собой «на работу» бутылку водки. Будучи не в состоянии бороться со сном, он периодически доставал из стола бутылку и делал глоток. Первые ночи это как-то выручало. Но однажды он, что называется, перебрал… На его беду, обход этой ночью делал сам Ягода со своим заместителем Аграновым. Они открыли дверь очередной камеры – и их глазам предстала такая картина. Пьяный следователь сидел на столе, жалобно восклицая: «Сегодня я тебя допрашиваю, завтра ты меня. Ни гроша-то наша жизнь не стоит!» Арестованный стоял рядом и отечески похлопывал его по плечу, пытаясь утешить (29).
Далеко не все выдерживали испытание выпивкой. Многие впадали в зверство, характерное, впрочем, для русского пьянства. Например, актер Л. Кмит, известный нам по роли симпатичного Петьки в фильме «Чапаев», в состоянии алкогольного аффекта избивал свою малолетнюю дочку. Отговорка была одна: «Уйдите отсюда, дочка моя, что хочу, то и делаю» (30). Не вяжется с образом положительного героя? А разве он один!? Кто уж положительнее шахтера Алексея Стаханова, примера для подражания всей страны. Но став знаменитостью Стаханов спился и последние десятилетия жизни был хроническим алкоголиком.
Это о нем рассуждает хитроумный сфинкс в «Москве – Петушки»: «Знаменитый ударник Алексей Стаханов два раза в день ходил по малой нужде и один раз в два дня – по большой. Когда же с ним случался запой, он четыре раза в день ходил по малой нужде и ни разу – по большой. Подсчитай, сколько раз в год ударник Алексей Стаханов сходил по малой нужде и сколько по большой, если учесть, что у него триста двенадцать дней в году был запой». Или шеф Стаханова – министр угольной промышленности А. Засядько: «Был любимцем Сталина. Суровый, волевой, решительный, вздорный, непредсказуемый – словом, настоящий мужчина. И страшный матерщинник… Пил он только стаканами и никогда не закусывал… Водка сгубила его, но без таких, как он, не было бы нашей истории. Сейчас в Донбассе есть шахта им. Засядько» (31).
И действительно, без этой породы яростных, безудержных людей – от писателей до министров – не было бы советской страны. А уж хорошо это или плохо решайте сами. «Меня могут спросить: “Что же, Сталин был пьяница?”. Можно ответить, что и был, и не был. То есть был в том смысле, что в последние годы не обходилось без того, чтобы пить, пить, пить. С другой стороны, никогда он не накачивал себя так, как своих гостей, наливал себе в небольшой бокал и даже разбавлял его водой», – вспоминает Н. Хрущев (32). Скорее всего, Сталин попросту осторожно относился к спиртному, памятуя, что его отец погиб от пьянства.
Сам вождь пил согласно традициям грузинского застолья, употребляя преимущественно вино, хотя иногда мог и принять чего-нибудь более крепкое. Нравилось ему также сладкое и полусладкое шампанское. Сухое и «брют» он не любил, предлагал даже прекратить их производство. И вообще внимательно следил за развитием виноделия в СССР, специально посылал Микояна за границу, кроме всего прочего знакомиться и с тамошним опытом
[189]. Развлечения подвыпивших вождей были нехитрые, крестьянские. Обычно смакуются подробности из воспоминаний Хрущева, что, дескать, сажали гостей и на помидоры, и гопака заставляли плясать… Между тем, менее пристрастные, нежели Никита Сергеевич, комментаторы дают другую картину застольного отдыха Иосифа Виссарионовича. «Сталин неплохо пел», – вспоминал В. Молотов, который, наряду с К. Ворошиловым, в юности служил певчим в церкви. На пианино играл А. Жданов, умевший на слух подбирать мелодию. Под его аккомпанемент трое вождей – Сталин, Молотов, Ворошилов – пели «Да исправится молитва твоя…»
Очень хорошая музыка, пение церковное. Порою в тесном кругу они позволяли себе спеть и белогвардейские песни. Гражданская война не забывалась (33). Согласитесь, члены коммунистического Политбюро, распевающие псалмы и белогвардейские песни – это нечто!
И этот хор большевиков подбивал и прочих коммунистических вождей на всякие безобразия. Замечен в пьянстве вождь дружественных монголов Цеденбал, много пил чешский коммунист Готвальд. Сталин ему дружески говорил: «Ты в твоей стране единственный порядочный человек и тот – пьяница» (34). Отечественным писателям тоже есть на кого равняться. Скажем, один из руководителей Союза писателей СССР в начале 1930-х годов, советский государственный и партийный деятель А. Щербаков страшно много пил, и в 1945 году на 45 году жизни таки упился до смерти.
Легендой стал А. Фадеев, многие годы руководивший Союзом писателей. Рассказывали, между прочим, как однажды Сталин, который действительно заметно благоволил к красивому, обаятельному литератору, как-то обратил внимание, что Фадеев отсутствовал на одном весьма ответственном совещании. Рассказывает Б. Ефимов: «Сталину ответили, что Фадеев болеет. Через некоторое время, увидев Фадеева на каком-то другом очередном заседании, Сталин поинтересовался:
– Чем вы болели, товарищ Фадеев?
– Запой, товарищ Сталин, – честно ответил Александр Александрович.
– А сколько времени это у вас обычно занимает, товарищ Фадеев? – невозмутимо и деловито осведомился Вождь.
– Две недели, товарищ Сталин, – так же деловито сообщил Фадеев.
Сталин помолчал, подумал.
– Товарищ Фадеев, – сказал он, – советские люди переходят в настоящий момент на ударные темпы. А вы не смогли бы по-ударному сократить сроки своего заболевания?
