Проблемы трансформации сексуальной энергии в революционную радикальных левых интеллигентов интересовали всегда. Например, в начале 1970-х годов в Китае вышла книга, посвященная сексуальным проблемам молодежи. И в ней, в частотности, перечисляются отрицательные последствия мастурбации: бессонница, общее ослабление организма, «ослабление революционной энергии». А среди мер борьбы с мастурбацией, наряду с китайской гимнастикой и акупунктурой, видное место занимает «глубокое изучение трудов Маркса, Энгельса и Мао Цзэдуна» (26). А мы это проходили значительно раньше: «…переключите избыток своей энергии на выполнение какого-нибудь трудового процесса. Пилите дрова, например. Теперь есть такое течение…» – компетентно советует влюбленному Бендеру случайная попутчица. «Остап пообещал переключиться и, хотя не представлял себе, как он заменит Зосю пилкой дров, все же почувствовал большое облегчение. Они вернулись в вагон с таинственным видом и потом несколько раз выходили в коридор пошептаться о неразделенной любви и о новых течениях в этой области…» Об одном из них – правоверно-коммунистическом – мы уже рассказали. Теперь вспомним о неформальных, то есть более жизненных.
Как раз ко времени любовных терзаний Остапа, то есть в конце 1920-х – начале 1930-х годов, вошли в моду так называемые молодежные «вечерки». Суть развлечения: собирается 15–20 парней и девушек. Девушки – с подведенными глазами, с накрашенными губками, на ногах шелковые желтые чулки, ребята – в рубашках и галстуках, брюки дудочкой. После танцев – игры с поцелуями. Парень выбирает девушку и идет с ней в темную комнату, где целует ее и тискает. Игра эта называлась «звезды считать». «Вечерки» нередко заканчивались драками и поножовщиной из-за обиды и ревности. О, вечные ошибки молодости, о, вечная весна: «…ей так хотелось к памятнику Пушкина, где уже прогуливались молодые люди в пестреньких кепках, брюках-дудочках, галстуках “собачья радость” и ботиночках “джимми”. Девушки, осыпанные лиловой пудрой, циркулировали между храмом МСПО и кооперативом “Коммунар” (между б. Филипповым и б. Елисеевым). Девушки внятно ругались». Вот эти современники Бендера и Эллочки Людоедки, совершенно очевидные предки стиляг (включая брюки дудочкой). Ну, разве что фокстрот вместо рок-н-ролла.
И эксцентричные выходки золотой молодежи 1930-х ничуть не уступали по своей артистичности эпохе оранжевых галстуков. В. Бережков: «Однажды по нашей цепочке разнеслась ужасная весть: Валя Кулакова внезапно скончалась от сердечного приступа. Нас приглашали прийти проститься. В назначенный час у подъезда собралась скорбная группа. Зязька с траурной повязкой на рукаве, стоя в дверях, просил подойти к балкону Валиной спальни.
– Такова была воля покойной, – пояснил он, едва сдерживая рыдания.
Мы послушно сгрудились на тротуаре, задрав головы. И вдруг дверь из спальни распахнулась, и на балконе появилась Валя, совершенно нагая, – только туфельки и черная шляпка с вуалью» (27). Действие происходит, заметим, не в безлюдной провинции, а в уже столичном Киеве, на балконе одного из правительственных домов.
Ну, и попутная борьба за западный стиль жизни, так блистательно спародированный в образе Эллочки Людоедки. «По поводу возможного прототипа Эллочки Людоедки В. Ардов сообщает (письмо к А.З. Вулису): «Эллочка Людоедка написана с младшей сестры первой жены В.П. Катаева… В действительности ее звали Тамара. Эта была, как бы теперь сказали, особа “стиляжьего” плана» (28). Иначе говоря, персонаж вполне реальный. А стиль одежды часто подразумевает и внутреннее желание соответствовать высоким «мировым стандартам», где легкость половых отношений якобы признак «европейскости» и «цивилизованности». Так почему-то казалась нам из нашей берлоги.
Сексуальной революции 1920-х годов сопутствовала мировая мода первых послевоенных и послереволюционных лет, когда повсеместно в моду вошел спортивный стиль. Красота загорелого тела стремительно обнажила человеческие фигуры. Хотя и не всегда к тому приспособленные. М. Пришвин с комическим ужасом описывает распространение мини-юбок в середине 1920-х годов: «С тех пор, как мода пошла на совершенно короткие юбки, появилась на улице постоянно преследующая меня девушка в красном платье с голыми ногами, толстыми, кривыми ногами, что не знаешь, куда глаза отвести от этого ослепляющего безобразия. Раньше я и не подозревал, что под юбками может скрываться такое множество безобразнейших ног» (29). И это задолго до повального увлечения мини-юбками в 1960-х, когда бдительная «Литературная газета» с праведным отвращением клеймила носительниц мини-юбок:
И чтобы мода
Не позорила нас,
Надо эту импортную моду
Ликвидировать, как класс (30).
А мода, как видим, еще оттуда – из революционных 1920-х годов. Никакого импорта. И как же могли литературные бабушки и дедушки ругать своих внучек за то, что они одели юбки эпохи их молодости?! Наверное, могли, ибо знали финал Первой Сексуальной революции; знали в кого вырождались знойные девчонки с первых советских стометровок. Знали на собственном опыте, как миллионы женщин, увлеченных идеей кажущейся сексуальной свободы, жестоко настрадались от болезней, абортов и свинского отношения мужчин.
IV
Сексуальная революция в городах при традиционном морализаторстве патриархальной деревни – вот особенность интимной жизни 1920-х годов. Раскованность «передового» человека означала открытость новым веяниям, новой культуре, просвещенности, которая исходила из пролетарского революционного города. Разумеется, и в деревне наличествовали некие элементы свободной половой жизни, благо люди с детства росли на природе и в тесном общении друг с другом, но они не носили характер обязательной доктрины, моды и публично не обсуждались.
В 1929 году в Советской Украине был проведен социологический опрос, который впервые исследовал половую жизнь наших крестьян. Это был год так называемого «Великого перелома» – последний год существования традиционного украинского села. Именно в то время коммунистическая партия взяла курс на коллективизацию. Опрос показал: 27,1 % женщин, которые вышли замуж в возрасте 15–19 лет, начали половую жизнь до брака! Среди тех, кто вышел замуж в 25–33 года, сексуальную жизнь до брака начали 42,6 % женщин (31). Вдумайтесь, почти половина! Оставалось преодолеть некоторые архаичные сдерживающие факторы, вроде религиозных.
Новые отношения между людьми в социалистическом городе подразумевали и новые обряды, взамен религиозных. Для примера приведем «красную свадьбу», что в январе 1925 года состоялась в клубе «Кожевенник». В газете «Правда» сохранилось ее описание. «Был в тот день клуб ярко освещен и украшен, – сообщала газета. – С пяти часов начал к нему стекаться народ. Набилось битком. В зале большой стол накрыт красной скатертью. За столом молодые, председатель исполкома, делопроизводитель отдела загса, по бокам – члены ячеек. На скамейках – родные, знакомые молодых с красными бантами. Над столом, против публики – портрет Ильича. Председатель объявляет свадьбу открытой. Звучит “Интернационал”. Представители разных организаций приветствуют брачующихся, жениху и невесте преподносят две книги: “Историю РКП(б)” Зиновьева и “Речи и статьи” Ленина. Жених в ответном слове благодарит за подарок и говорит о борьбе с пережитками прошлого, поповском дурмане и пр. После него следует доклад о новом быте с цифрами и цитатами вождей, а затем делопроизводитель загса делает соответствующую запись в специальной книге. Вступающие в брак подписывают бумагу: “При чем совокупляем, что мы осведомили друг друга о состоянии нашего здоровья и в частности относительно туберкулезных и венерических болезней”. После этого снова крики, шум, речи и апофеоз торжества – “Интернационал”». А на фабрике «Освобожденный труд» новобрачным на такой же «красной свадьбе» были подарены от женотдела одеяло, от заводоуправления – отрез сукна и от политкомиссии – три книжки: «Азбука революции», «Дочь революции» и «Вопросы быта» (32).
