Были и другие приметы нормализации. На XVII съезде было доложено, что баланс внешней торговли оказался, наконец, положительным и принес стране доход в 150 млн. золотых рублей. К концу того же года СССР сумел выплатить две трети зарубежных долгов, взятых для осуществления первого пятилетнего плана – около 1 млрд. золотых рублей. Еще один важный геополитический сдвиг: в 1934 году в Киев из Харькова переехало правительство Украины. В. Бережков: «Это рассматривалось не только как дань славе исторического центра древней славянской державы, но и как свидетельство укрепления безопасности советского государства, более не опасающегося близкого соседства буржуазной Польши. У многих из нас создавалось впечатление, что страшные жертвы начала 30-х годов были не напрасны и что, в конечном счете, Сталин был прав, круто поменяв уклад страны и направив ее по пути индустриализации и обобществления сельского хозяйства» (62).
Начиналась малоизвестная сегодня краткая «оттепель» тридцатых годов. Незаметно, без лишней шумихи страна рассталась с карточной системой. С 1 октября 1935 года была восстановлена свободная продажа мяса и мясопродуктов, жиров, рыбы и рыбопродуктов, сахара и картофеля, с 1 января 1936 года – промтоваров. С 1 февраля ликвидировался легендарный Торгсин – магазины системы «Торговля с иностранцами»
[33]. А ведь еще недавно в измученной дефицитом стране «Торгсины» считались единственными оазисами благоденствия, что нашло отражение даже в частушках того времени:
«Как в Торгсине на витрине
Есть и сыр, и колбаса,
А в советском магазине —
Солнце, воздух и вода».
Теперь, в 1935–1936 годах, торгсиновский ассортимент выплеснулся в обычные магазины. Даю развернутую цитату из В. Бережкова, человека видевшего чудо наполнения прилавков своими глазами, а потом еще расспросившего о чуде его организатора. Итак, рассказ начинается встречей Нового, 1935 года: «Спать так и не ложились, тем более, что 1 января тогда считался рабочим днем, и нам с Кларой надо было возвращаться в Киев. Когда, незадолго до шести утра, приехали на вокзал, у хлебного магазина стояла очередь. Я засомневался: не злая ли это шутка насчет торговли без карточек? В Киеве магазины уже открыли, но и возле них толпились люди. Проезжая на трамвае по улицам города, я заметил, что многие стоявшие в голодные годы заколоченными магазины, а в последние месяцы закрытые ремонтными лесами осветили свои витрины и там выставлена всякая снедь. Но что интересно: очереди наблюдались примерно лишь одну неделю. Покупатели могли приобрести любое количество продуктов. Сперва брали по нескольку килограммов колбас, сыра, ветчины, хлеба. Но запасы магазинов не истощались. Со складов постоянно подвозили все новые продукты. И когда люди убедились, что снабжение остается устойчивым, толпы отхлынули. Надо было дома справиться с тем, что панически закупили» (63). «Сейчас некоторые наши исследователи утверждают, что тогда снабжали только Москву и еще два-три крупных города. Это неверно. Летом 1935 года мне пришлось с группами интуристов побывать во многих городах. Я специально заходил в магазины, смотрел, чем торгуют. Везде был хороший ассортимент продуктов и товаров. А главное – отсутствовали очереди и никто не приезжал в крупные города за продуктами. Если перечислить продукты, напитки и товары, которые в 1935 и 1947 годах появились в магазинах, то мой советский современник, пожалуй, не поверит. В деревянных кадках стояла черная и красная икра по вполне доступной цене. На прилавках лежали огромные туши лососины и семги, мясо самых различных сортов, окорока, поросята, колбасы, названия которых теперь никто не знает, сыры, фрукты, ягоды – все это можно было купить без всякой очереди и в любом количестве. Даже на станциях метро стояли ларьки с колбасами, ветчиной, сырами, готовыми бутербродами и различной кулинарией. На больших противнях были разложены отбивные и антрекоты…» (64). «В одной из бесед с Микояном, – рассказывает В. Бережков, – я спросил, каким образом такой результат удалось достичь в 1935 и 1947 годах? Он ведал тогда не только внешней, но и внутренней торговлей и хорошо знал, как это делалось.
– Прежде всего, – объяснил он, – путем строжайшей экономии и одновременного наращивания производства удалось накопить большие запасы продуктов и товаров народного потребления. Сталин лично следил за этим и строго наказывал нерадивых производственников. Провели огромную работу по доставке всего этого к местам назначения, оборудовали склады и холодильники, обеспечили транспорт для развоза по магазинам, особенно в пиковый первоначальный период, когда люди еще не поверили в стабильность рынка. Заранее отремонтировали и красиво оформили магазины, мобилизовали продавцов на специальные курсы. И строго предупредили работников торговли, что за малейшее злоупотребление, сокрытие товара и спекуляцию те ответят головой. Пришлось нескольких нарушителей расстрелять. Но главное – не растягивать снабжение, не выдавать его по чайной ложке, а выбросить в один день во все промышленные центры. Только это могло дать нужный эффект» (65).
После этого, вплоть до 1940 года, ситуация, по крайней мере, в больших городах, пришла в норму. Так же было и в послевоенные годы, после того, как в 1947 году объявили денежную реформу и отменили карточную систему. Только первую пару недель наблюдались очереди. После этого, благодаря постоянному притоку продуктов, ажиотаж исчез, и торговля пришла в норму.
Любопытна официальная терминология тех лет: если годы первой пятилетки характеризовались не иначе как «битва», «сражение», «суровые испытания», то после «Съезда победителей» в 1934 году риторика смягчилась. Окончательно время перестало быть «суровым» после публично знаменитого сталинского афоризма «Жить стало лучше, жить стало веселее, товарищи» (12 ноября 1935 года). В новогоднюю ночь с 1935 на 1936 год впервые за все годы Советской власти прошли праздничные балы в московском Доме союзов, ленинградском Александровском дворце, во многих клубах, домах культуры страны. Была также возрождена традиция проведения детских новогодних елок.
Разумеется, не обходилось без недостатков. Тот же Корней Иванович Чуковский описывает разницу между газетными заголовками и реалиями жизни: «Детский Парк культуры и отдыха», о котором столько шумели газеты. Мне было интересно взглянуть на единственный в СССР детский социалистический парк… Вечером – это Арто с открытой эстрадой и выпивкой, а днем – это «Единственный в СССР Детский Сад Культуры и Отдыха»… Бассейн оказался величайшею мерзостью. Маленький водоем ведер в 70 непроточной воды, переполненный голыми взрослыми людьми, и среди них двое-трое ребят. Я спросил, почему же в этом детском бассейне взрослые, они ответили, что теперь они поставили бассейн на коммерческую ногу и предоставляют его всем желающим освежиться, а деньги берут себе в покрытие невыплаченной им зарплаты!!!» (66) Как не вспомнить богатое слово «очковтирательство», весьма популярное в те годы.
