Ситуация мало изменилась с началом политики «большого скачка». Скорее наоборот, на фоне проблем снабжения, действия карточно-распределительной системы и голода во многих регионах стиль жизни местной советской элиты порождал еще более негативные эмоции. И сама она, нахватавшись комчванства, кичилась перед народом своим особым статусом: «Все партийцы на госдолжостях кушают в особой столовой при закрытых дверях с милиционером. На них рабочие возмущены до крайней степени…» – жаловался в 1931 году В. Молотову анонимный автор из Украины (66). При этом непрерывно происходила диффузия старой интеллигенции и новой бюрократии, тем более что многие высокопоставленные партийцы сами были родом из дореволюционных образованных классов.
Враждебное отношение простых людей к новой правящей касте в полной мере относилось к интеллигенции. По большому счету крестьяне и рабочие (в большинстве своем вчерашние селяне) не видели разницы между белоручками-господами, что в царское время, что в советское. Ставропольские крестьяне описывают в письме на имя М. Калинина быт сельских активистов: «Портфель подмышку и барин… (здесь и далее выделено мной – К.К.) он жалование получает, наряжается пребюрократично, а уж за жен говорить не приходится, как они их одевают. Настоящая интеллигенция, вина наши винники не навозятся. Кто же пьет? Уже не хлеборобы мужики, ясно, что интеллигенция. Тут кое-когда и подумаешь, уж не туда ли идет наш продналог? Да им кажется и без продналога хватает, потому что они получают 60-100 рублей, а куда ж им девать» (67).
В первые годы после революции в сознании народа быстро укрепилась мысль, что в Стране Советов все должны быть равны. Ощущение равенства с вышестоящим давало слугам новых господ подсознательное и сознательное чувство презрения, превосходства, снисходительности – в зависимости от сочетания уровней внутренней культуры тех и других. Они видели в интеллигенции вчерашний господствующий класс, который, согласно их представлением о «справедливости», необходимо опустить на низшую ступень, поскольку наступило время Власти Трудящихся. Каков же может быть настрой малограмотных, не имевших никакой профессии жителей деревни, кто ушел на заработки в город, где и столкнулся с новыми трудностями – с карточной системой, с острейшим жилищным кризисом? И при этом они увидели сами, либо услышали от других о том, как живут власть предержащие, остро ощутили контрасты жизни между простолюдинами и образованной элитой? Ненависть и гнев!
Но ведь современное государство не может жить без класса высокообразованных людей, тем более государство, осуществляющее техническую и культурную революцию. Не доверяя «приспособленцам поневоле», большевики, в числе прочих, поставили перед собой задачу взрастить и собственную образованную элиту, всецело преданную коммунистическим идеалам и режиму. Граждан упорно просвещали. В музеях работают бывшие дворяне, офицеры – учителями, врачи – драматургами. Все оставшееся образованное население привлекалось к делу народного образования. В. Кормер: «Потенциальные купцы и дворяне за неимением возможностей, за отсутствием адекватного поля для приложения своих талантов, поневоле переходят в разряд интеллигентов. Люди с темпераментом коммивояжеров занимаются научной работой, несбывшиеся содержатели притонов выбиваются в академики, несостоявшиеся проповедники пишут статьи в академические журналы. Вообще всякий человек с высшим образованием автоматически зачисляется в интеллигенцию» (68). Надо учиться, надо учить, в том числе и общей культуре, что, волей-неволей, подразумевает Традицию и Преемственность. С другой стороны, леворадикальная интеллигенция продолжает фанатично ненавидеть и презирать своих менее яростных собратьев. Однако вынуждена иметь с ними дело.
Пытаясь взрастить принципиально новое поколение интеллигенции, Советская власть, с одной стороны, придерживала процесс получения образования наследникам старой интеллигенции, с другой – широко поощряло стремление к обучению (особенно к техническому образованию) у выходцев из нижних классов. Одновременно всячески приветствовалась партийность молодых специалистов. Беспартийность в сочетании с непролетарским происхождением означала политическую неблагонадежность. Того же Льва Николаевича Гумилева в 1930 году не приняли в Герценовский институт из-за его дворянского происхождения, и таких, как он, были многие тысячи.
Представители дореволюционной интеллигенции, те, кто остались в стране, все больше оттеснялись на задний план, исходя из идеологических убеждений новых хозяев жизни (за которыми, вполне допускаю, могла таиться и обычная конкурентная борьба за хорошее место). Часто идеологическим кликушам достаточно было указать на происхождение нежелательного кандидата, чтобы советский чиновник принял решение не в пользу соискателя. Наблюдается резкое снижение самооценки старой интеллигенции. Ее прежнее самомнение уступает место самоуничижению, не замедлившему проявиться в литературных персонажах – например, Кавалеров из «Зависти» Ю. Олеши. Из той же оперы комплексы по поводу происхождения Максудова из «Театрального романа» М. Булгакова. И, конечно же, незабвенный Лоханкин: «А может быть, так надо, – подумал он, дергаясь от ударов и разглядывая темные, панцирные ногти на ноге Никиты… Васисуалий Андреевич сосредоточенно думал о значении русской интеллигенции и о том, что Галилей тоже потерпел за правду».
В эпоху написания «Золотого теленка» беспартийный рабочий или служащий имел более низкую плату и меньше шансов на продвижение, первым увольнялся при сокращениях, последним получал комнату или путевку в санаторий. Социальный лифт для него – образование и вступление в партию. В рамках поставленной партией задачи по созданию красной интеллигенции объявлен призыв молодых партийцев на учебу. Только во время первой пятилетки в вузы поступили 110 тысяч совершеннолетних рабочих-коммунистов и всего около 40 тысяч беспартийных. Стало возможно говорить о появлении некой советской интеллигенции, органичной составной части правящей элиты, которая сформировывалась к 1930-м годам – времени становления режима сталинизма.
Если в 1920-х годах партией руководили в основном выходцы из среднего класса, имевшие юридическое или гуманитарное образование, то в 1930-х годах их сменили выходцы из рабочего класса, имевшие по преимуществу техническое образование. Эти партийные выдвиженцы играли ведущую роль в Советском Союзе вплоть до начала 1980-х годов. Еще в 1980 году половина Политбюро состояла из них – Брежнев, Косыгин, Кириленко, Устинов, Громыко, Кунаев, Пельше.
Литература, как и прежде, играла решающую роль в идеологическом воспитании общества. Более того, у нее появилась преданная многомиллионная читательская аудитория новорожденной красной интеллигенции. И власти хорошо понимали идеологическую роль литературы в воспитании необходимых для нее кадров
[57]. Массовыми тиражами выходили книги и журналы, была создана сеть общедоступных библиотек и домов культуры; кроме радости чтения, для рядовых граждан открывались сокровища музеев и театры.
