Книга Фронда, страница 69. Автор книги Константин Кеворкян

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Фронда»

Cтраница 69

Кроме того, объединяющей для армянского народа стала память о геноциде 1915 года, что раз за разом становилось поводом для национальных волнений. В 1965 году председатель КГБ при Совете Министров СССР В. Семичастный сообщал секретарю ЦК КПСС П. Демичеву: «24 апреля в Ереване с утра до позднего вечера на площади им. Ленина, в парке имени Комитаса и других местах возникали стихийные митинги, в которых принимали участие от 3 до 8 тысяч человек. Выступившие на них лица требовали возвращения земель Армении и справедливого решения “армянского вопроса”, освобождения семерых патриотов [70], а также ускорения переселения армян из-за границы и поселения их в Нахичевани (официальной территории Азербайджанской ССР – К.К.), поскольку плотность населения в Советской Армении достигла критического уровня. Эти требования были включены в составленное на площади обращение, адресованное ЦК КПСС, Совету Министров и Президиуму Верховного Совета СССР… День памяти жертв геноцида (использован) для поднятия территориального вопроса (чтобы) тем самым привлечь на свою сторону внимание определенной части интеллигенции и молодежи» (163). И внимание национальной интеллигенции, хранительницы народного духа, разумеется, привлекалось, и засевались всходы, давшие позже кровопролитный карабахский конфликт.

Много в эпоху перестройки писалось о депортациях целых народов в послевоенное время, что оказало колоссальное влияние на появление у интеллигенции метрополии чувства вины перед ними, признание депортаций одним из самых значительных сталинских преступлений, важной частью процесса делегитимизации советского строя. Ну, для начала можно вспомнить, что депортации народностей начались задолго до сталинских послевоенных переселений. В 1920-е годы большой проблемой крупных городов стала многочисленная китайская община, ранее верная помощница большевиков в социальных преобразованиях. У того же И. Якира во время Гражданской войны имелась личная гвардия из пятисот китайских бойцов. Постепенно китайская община выродилась в этническую мафию, представители которой встречаются даже среди литературных персонажей того времени, например, в булгаковской пьесе «Зойкина квартира». В основном они содержали прачечные, которые попутно торговали морфием, кокаином и рисовым спиртом. Поэтому в конце 1920-х было принято решение всех китайцев выселить на родину.

Много недовольных среди народов СССР породила и «культурная революция», проводимая большевиками, которая отметала религиозные и национальные отличия, ликвидировала обособленность, особенно мусульманских народов. К. Чуковский, находясь в Крыму, отмечает характерные эпизоды необъявленной войны цивилизаций: «Когда в 1924 году похерили арабский алфавит и стали вводить латинские буквы, старики татары так разъярились, что этому учителю пришлось бежать из деревни», – и далее – «Татары, находясь среди такой великолепной природы, оказывается, прячут свое тело от солнца; женщины обматывают бедра платками и летом и зимой носят юбки до пояса, и учителям приходится проповедовать трусики, как знамя культуры. Уходя с детьми в экскурсию, подальше от родителей, татарский педагог заставляет детей по возможности тайком обнажиться…» (164) Понятное дело, что такая эмансипация, да полюс коллективизация, которую следует помножить на деисламизацию, раздражали национальное сознание татар (как и других исламских народов) невероятно. С ними не церемонились. Напомним, что речь шла (согласно советской шкале культурных ценностей) о народах «отсталых», а потому их дотягивали до общесоциалистического уровня насильно.

В полной мере накопившееся раздражение выплеснулось во время войны, когда недовольство стало относительно ненаказуемо, и поначалу проявлялась в каких-то бытовых мелочах [71]. Но когда враг вступал в пределы ареала обитания обиженных народов, они, при всецелой поддержке местной духовной элиты, присоединялись к борьбе за то, что они считали освобождением от ига ненавистных большевиков и возрождением духовной жизни своей нации. Например, в Чечне в начале войны 63 % призванных в армию мужчин ушли с оружием в горы и образовали мятежные отряды во главе с партийными руководителями и работниками НКВД. В результате мобилизация на территории Чечни была прекращена. При приближении немецких войск мятежные отряды установили с ними связь и вели в тылу Красной армии крупные боевые действия с применением артиллерии.

После отступления противника, 23 февраля 1944 года было начато выселение (в основном на спецпоселения в Казахстан) около 362 тысяч чеченцев и 134 тысяч ингушей. Жестоко? Безусловно. Но война шла за выживание всей человеческой цивилизации и духовное достоинство обманувшихся муэдзинов и гордых джигитов мало интересовало победителей. С предавшими в СССР поступали по законам военного времени. А если воевавшую страну предавал весь народ, за неверный выбор элиты нес ответственность весь народ, как всегда, впрочем.

В прессе также много говорилось о массовой гибели крымских татар при транспортировке, хотя на деле именно для них она прошла сравнительно благополучно: из 151720 человек, депортированных в мае1944 года, органами НКВД Узбекистана по актам было принято 151529 человек (умер в пути 191 человек). Но речь не об эксцессах, а о сути.

С. Кара-Мурза: «Этот тип наказания, тяжелый для всех, был спасением от гибели для большой части мужчин, а значит для этноса. Если бы чеченцев судили индивидуально по законам военного времени, это обернулось бы этноцидом – утрата такой значительной части молодых мужчин подорвала бы демографический потенциал народа. Благодаря архаическому наказанию численность чеченцев и ингушей с 1944 по1959 г. выросла на 14,2 % (примерно настолько же, как и у народов Кавказа, не подвергнувшихся депортации)» (166). Но зубы дракона взошли, и по сей день мы расхлебываем проблемы, порожденные архаичной прямолинейностью большевистского правосудия.

Сразу же после возвращения из депортации, которая состоялась после смерти Сталина, между чеченцами и новыми переселенцами, которых правительство заселило на их земли, начались этнические конфликты. В апреле 1957 года колхозники колхоза им. Ленина Малгобекского района Чечено-Ингушской АССР писали Н. Хрущеву и Н. Булганину: «Всюду слышишь факты бесчинства, оскорбление, драки, воровство, запугивание, выливающиеся в полном эгоизме – ненависти и национальной вражде между чеченами и ингушами, с одной стороны, и русскими, осетинами и кумыками, с другой стороны». Далее следовали примеры. Колхозники жаловались на то, что трактористом-чеченцем было вспахано русско-осетинское православное кладбище. Люди стали вывозить покойников для похорон за пределы Чечено-Ингушской республики. «Все это приводит к тому, чтобы мы выезжали», – подводили итог авторы письма и просили переселить их в более спокойную Северо-Осетинскую АССР (167). В 1958 году многочисленные конфликты привели к волнениям русского населения в тогда еще русскоязычном городе Грозном. В результате беспорядков пострадало 32 человека, в том числе 4 работника МВД и милиции республики. Два человека (из числа гражданских) умерло, 10 были госпитализированы.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация