Ева нетерпеливо пожала плечами.
— Хватит об этом. Пустой разговор. Просто ты не сможешь помешать Борелю думать о том, о чем весь Париж подумает завтра. Сначала странной смертью умирает известный композитор, а потом убивают знаменитого издателя, его друга. Не связаны ли эти факты между собой? Как только сопоставят эти два события, круг подозреваемых резко сузится, не так ли?
Лепра не стал отвечать ей. Факты, факты! Ева так часто употребляет это слово. Оно заслоняет горизонт, сковывает воображение, подчиняет нас законам реальной жизни. Лепра не любил факты.
— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Мы попадаем в число подозреваемых. Но мы же, черт возьми, не виноваты в смерти Мелио! Так почему мы? Почему нас должны допрашивать?
— Почему? — спросила Ева с отвращением. — Потому что кто-то знает правду и ведет свою игру.
— Но кто, кто?! — заорал Лепра.
В бессильной ярости сжав кулаки, он пересек комнату и встал перед Евой.
— Кто?
— Я бы дорого заплатила, чтобы узнать это.
Ее голос звучал хрипло, она опустила голову. Лепра погладил ее по волосам со сдержанной нежностью.
— Теперь, — прошептала она, — достаточно малейшей зацепки — и нам крышка. Мы уже ничего не сможем сделать… Если бы я сказала правду… в Ла-Боле… мы бы до этого не дошли… Мы оказались заложниками собственной лжи… Как только начинаешь лгать… — У нее задрожал подбородок.
— Так что?
Она закончила фразу со странной улыбкой, полной отчаяния:
— …становишься сволочью.
Лепра прыжком вскочил на ноги. Несколько раз со всей силой ударил кулаком по ладони.
— Господи! — воскликнул он. — Можно подумать, ты нарочно… Я никогда не видел тебя такой…
Она подсказала ему:
— Такой опустошенной?
— Да. Ты что, считаешь себя виновной?
— А ты — нет?
Лепра смотрел на нее, подбоченившись.
— Телефон тут, рядом, — заметил он. — Давай сдадимся… Но нам никто не поверит. На нас повесят оба дела.
— Ты считаешь, что слишком поздно?..
— Конечно.
— Ладно, — сказала Ева, это я и хотела от тебя услышать… Ты хотя бы обедал?
— Что? Если бы я…
Она уже направлялась к буфету, к ней разом вернулась вся энергия.
— И он еще строит из себя героя! Накрой лучше на стол!
Они пообедали. Потом прогулялись по Люксембургскому саду. Мирно поговорили о предстоящем концерте Лепра. Блеш уже занимается рекламой. Ева рассказала о нем пару забавных историй. Может, она уже позабыла о Мелио? Или из благородства старалась казаться беззаботной? Лепра же не мог отделаться от тревожного предчувствия. Но, вынужденный играть свою роль, он послушно подавал реплики. К вечеру они появились на Елисейских полях. Ева встретила друзей, те пригласили их в модный ресторанчик поужинать вместе с ними. Она с радостью согласилась.
— Расслабься, — прошептала она. — Завтра Борель начнет следствие. Надо, чтобы ему сказали, что мы с тобой были в прекрасном настроении.
Лепра усердно пил, пока не пришел к убеждению, что комиссара бояться не стоит. Его озарило вдруг, что это совершенно очевидно. Он внимательно прислушивался к сотрапезникам, которые тем временем вели доверительные беседы на английском языке, и решил, что они вполне симпатичные люди. И все в зале были симпатичные. Да и жизнь в конечном итоге была вполне приемлема. Что касается Евы… Бог с ней! Он никогда так и не поймет, любил он ее или ненавидел. Он ненавидел ее, когда она была сильнее, умнее, мужественнее его. Да, в такие моменты он слегка ее ненавидел, потому что она была прекрасна, освещена каким-то внутренним светом, и на лицах всех мужчин вокруг он читал скрытый трепет желания, наполнявший ее счастьем… Как он сглупил в Ла-Боле… Но и эту мысль он довел до логического конца. Когда-нибудь Ева уйдет из его жизни, и тогда прошлое будет не в счет. Он стал преступником из-за любви к ней. Достаточно перестать ее любить, и… Неплохо придумано — приятная мысль, и в итоге он даже почувствовал уверенность в себе, нечто похожее на зыбкое тревожное счастье, и слезы чуть не выступили у него на глазах. Бедняжка Ева, в конце концов, она обыкновенная женщина, как все остальные.
Потом они мотались по ночным барам. Расстались поздно. Бесконечно пожимали друг другу руки. Состязались в выражении искренней симпатии. Ева взяла Лепра под руку.
— У меня кружится голова. Отвезешь меня?
— Кто эти люди? — спросил Лепра.
— Да так, какие-то знакомые. Тот, что повыше, руководит театром в Милане, а маленький, по-моему, производит автомобили. Что же касается девицы… тебе это интересно?
— Нет.
— И мне — нет.
Ева прижалась к нему.
— Пришлось делать вид… Все будет занесено в наше дело.
Они возвращались молча. Перед дверью Лепра склонился над рукой Евы.
— Не уходи, — сказала она. — Вот, возьми ключ. Оставь его у себя.
Он пошел за ней к лифту. Он был так взволнован, что не осмеливался даже поблагодарить ее. Ева взглянула на часы.
— Уже четыре… Скоро выйдут газеты. Знаешь, что мы должны сделать?
Лифт остановился. Ева снова нажала на первый этаж.
— Дождемся открытия газетных киосков. Мы первые прочтем новости!
— Ты с ума сошла, ей-богу!
— Ну что ты, это будет так здорово!
Ева подняла глаза на Лепра, усталость на ее лице сменилась возбуждением. Она была в восторге, что придумала новую игру.
— Кстати, — заметил Лепра, — признайся, что ты все время думаешь об этом комиссаре. Если бы он начал преследовать тебя, ты бы не слишком огорчилась.
— Все может быть, — сказала Ева.
Они долго шли по улицам, до самого вокзала Сен-Лазар. Лепра уже еле держался на ногах, но Ева была полна энтузиазма.
— Я часто уезжала с этого вокзала, — сказала она. — Теперь с гастролями покончено. Но и в том, что кончается, есть своя прелесть.
Ворота были уже открыты. Они прошли во двор, поднялись по длинной лестнице. Фонари освещали их одинокие силуэты. Ева держала Лепра под руку и, подавшись вперед, вдыхала предрассветные ароматы.
— Здесь я познакомилась… — сказала она.
Она не закончила фразу. Она даже не поняла, что причиняет ему боль этими словами. В здании вокзала было пусто. Вдалеке мелькнуло светлое пятно рабочего халата. Ева вела за собой Лепра. Она шла медленно, изредка останавливалась у афиш и не торопясь рассматривала их, словно картины. Может, этот вокзал был музеем ее былых влюбленностей. Вышли на перрон. В предрассветных сумерках смутно виднелись поезда.
— Ты тоже, — сказала она тихо, — скоро научишься чувствовать этот вокзал. Друзья будут тебя провожать… встречать… друзья и другие женщины…
