— Как можно скорее, — сказал я.
— Тебе хочется приехать?
Я чмокнул ее, чтобы скрыть раздражение. Она мне казалась неумной, когда тревога заставляла ее быть настойчивой, терять скромность. Я оделся.
— Ты лечишь Ньете по моему рецепту?
— Ты мне не ответил, — сказала она.
— Я взял на себя ответственность за это животное.
— Нет, ты отвечаешь прежде всего за меня. Ньете болеет, потому что ты заставляешь страдать меня.
Я не сумел подавить улыбку. И только много позже понял, насколько серьезно говорила Мириам. Она встала, завернулась в халат и открыла дверь гепарду.
— Ронга тоже болеет. Мы втроем болеем из-за тебя… Пойдем выпьем кофе.
— Но уже почти полдень, — заметил я. — Ясно, почему вы болеете. Едите неизвестно когда и неизвестно что.
— Мне хочется кофе.
Она скатилась по лестнице, насвистывая по-мужски, гепард вился около нее. Я тоже спустился и вошел в гостиную. Тут же машинально поискал глазами картину, которая стояла повернутой к стене. Но она исчезла. «Уничтожила», — подумал я. Странно. Почему уничтожила? Я прислушался. На кухне Мириам звенела чашками. Я быстро стал рыться среди картин, лежавших грудами тут и там. Я помнил ее формат; будь она в комнате, я сразу заметил бы ее. В полной тишине я ожесточенно рылся в картинах, как если бы этот эскиз стал для меня чем-то важным. Странные к смутные подозрения, охватившие меня некоторое время назад, оживали вновь, а мне нужна была уверенность.
— Тебе крепкий? — крикнула Мириам.
Я вежливо ответил:
— Как всегда.
Из-за этих глупых поисков мне стало стыдно, но я ничего не мог поделать со своими руками. Я, как вор, метался с места на место. На столах ничего. Неловким движением я свалил груду рисунков, они рассыпались, полетели карандаши, блокноты с эскизами.
— Что ты там вытворяешь? — спросила Мириам.
— Пытаюсь откопать свободный стул.
Я собрал рисунки, подобрал блокноты. Из последнего выпали две фотографии. Я поднял их и так и замер, полусогнутый, онемев. На первой была изображена Элиан. Моя жена в сером шерстяном платье склонилась над кустом роз с секатором в руке. Ее сфотографировали в профиль, вероятно, на расстоянии нескольких метров от ограды. На второй… угол дома и колодец.
— Извини, дорогой, — бросила Мириам, — что заставила тебя ждать; не знаю, куда ушла Ронга.
Я запихнул фотографии в блокнот и попытался набить трубку. Пальцы так дрожали, что пришлось от этого отказаться. Я замер у мольберта, но забыл, что было изображено на только что задуманной картине. Я слышал, как звенят чашки на подносе и чуть слышно шлепают тапочки Мириам.
— Нравится? — бросила Мириам.
— Да, очень.
— Хорошо передано движение.
Я стоял к ней спиной, и мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы подойти к подносу. Грациозным жестом Мириам наливала кофе. Она покрасила волосы в серебристый цвет и походила на маркизу. Гепард прилег у ее ног. За занавесками летала муха. Да это просто сон. Конечно, я сплю! Я проснусь у себя дома, в реальной жизни, и все пойдет своим чередом.
— Два куска?
Сахар упал в чашку.
— В отношении Ньете, уверяю тебя, что ничем не пренебрегаю. Бывают моменты, когда она меня беспокоит. Выйти с ней нельзя — она может загрызть какую-нибудь собаку или кошку. Представляешь, какие будут неприятности!
Я слушал ее голос, видел ее лицо. Это была Мириам, женщина, которую я знал, которую любил.
— Ей, возможно, нужен самец, — сказала она.
Ее цинизм поверг меня в ужас. Я поставил чашку.
— Уже поздно. Я только… и успею…
Я бы убежал, если бы посмел. Но я знал, что вернусь, буду задавать вопросы, докопаюсь до истины. Она обняла меня за талию, прижалась головой к моей груди.
— Франсуа… я не могу без тебя, Франсуа. Может быть, потому, что не могу тебя удержать. Теперь буду ждать… ждать. Быть вдовой — мое призвание!
Я поцеловал ее волосы и сделал вид, что убегаю, расстроенный, но был счастлив забраться в малолитражку. Я хотел поскорее остаться один, чтобы подумать. На лобовом стекле у меня, как на экране, появились фотографии. Роза… протянутая рука… секатор… колодец… Элиан… колодец… К счастью, дорога была пустынна, я вел машинально, ничего вокруг не замечая. Перед глазами стояли только две фотографии, такие четкие, что я различал тень Элиан, черную тень на аллее. Фотографию, очевидно, сделали сразу после полудня. Кто? Разумеется, не Мириам. Она слишком тяжела на подъем и, главное, не рискнула бы из-за встречи со мной. Знает, что я сразу бы порвал с ней. Остается Ронга?.. Именно так. Мириам так хотелось все узнать! Дом мой она уже рисовала… Я вспомнил эскиз, который исправлял… Она направила Ронгу, та сфотографировала Элиан через забор. А колодец?.. Зачем понадобился колодец?.. Почему исчезло полотно с карьером?
Я подъезжал к Гуа. Вода уже начала заливать дорогу. Я слишком задержался. Этого мне только не хватало! Я чувствовал себя совершенно обессиленным, как если бы потерял много крови. Я прошелся пешком до склона. Поток воды уже устремился от одной мачты к другой, волны вытягивались светлыми полосами, здесь море пенилось. Противоположный берег казался недоступным. Я быстро подсчитал — раньше девяти, даже половины десятого, не переберусь. Я решил было позвонить. Раньше я целыми днями пропадал на работе. Но это было до Мириам, до несчастного случая… В те времена мне бы в голову не пришло никого предупреждать. Между мной и Элиан не было тогда той нежности, тех близких отношений, которые установились в последние дни. Сейчас я боялся телефона. Элиан почувствует, что я многого не договариваю, и начнет волноваться. Один на песчаном берегу, я вглядывался в противоположный берег, простиравшийся до Бурнефа и терявшийся в дрожащем воздухе. Я стоял, бессильный что-либо предпринять, а в это время Элиан подверглась… Чему? Я не знал, но смутно ощущал грозящую ей опасность. Я окунул в воду руку и тупо уставился на нее, глядя, как она подсыхает — впечатление такое, будто прохладная перчатка стягивает кожу. Я медленно поднялся к машине. Броситься бы в низко растущий чертополох среди дюн! Пьянящая пустота в душе. Вернуться в Шезский лес — не может быть речи, никакого желания вновь увидеться с Мириам. Слишком многое следовало прояснить. Пересечь на лодке? Но течение вынесет на середину залива. Найти моряка в Барбатре? И ему объяснить, что… И мысли какие-то нездоровые. Я вновь сел за руль. Проще всего вернуться, остановить машину на той стороне острова, которая обращена к океану, найти ложбинку среди песков и заснуть до вечера.
Я проехал Барбатр и остановился, немного не доезжая до пляжа Лагериньер. С этой стороны океан вздымался высокими волнами и штурмовал дюны; волны, насколько хватало глаз, обрушивались вниз, поднимая водяную пыль, искрящуюся в солнечных лучах. Я порылся в «бардачке», среди коробок с лекарствами. Там же валялась книга «Загадочная Африка». Поколебавшись, сунул ее под мышку и отправился на пляж. Я долго шел у самой воды, ногами ощущая гребни волн, с шумом накатывавшихся на берег. Их рокот отдавался у меня в ушах. Ветер толкал меня в плечо. Я шел вперед, окруженный тучей насекомых, похожих на мелкие серые семена. Впереди — никого, сзади — никого, и, однако, мне было страшно. Страх не физический. Это было нечто таинственное, что невозможно выразить, как будто солнце — нарисованное, а купол неба — только декорация. Я рухнул наконец на песок, обхватив голову руками… Колодец… Карьер… Какая связь? Никакой. Здесь я не уступлю: задето мое здравомыслие. Никаким басням я не верю. Но я обязан смотреть фактам в лицо. Элле покончил с собой при загадочных обстоятельствах. Незадолго до этого Мириам нарисовала карьер. Не мной установлена эта зависимость. По словам Виаля, главному свидетелю, Мириам, пришлось уехать, поскольку ее считали ответственной за смерть мужа. Такова первая группа фактов. Существовала вторая. Элиан упала в колодец, тот самый, к которому не приближалась никогда, которого даже опасалась, как будто ее удерживало необъяснимое предчувствие. И теперь у меня доказательство — у Мириам есть фотография колодца… Так. Какой же вывод?.. Нет. Я не мог, не смел, не хотел… Однако знал, что Мириам желала смерти мужа, она сама призналась. Вполне возможно, что она желала и смерти Элиан. Элле погиб, и Элиан чуть не последовала за ним… Случайность? Меня учили не верить в случай, учили наблюдать, искать во всем связь между причинами и следствиями. Даже Виаль, скептик Виаль, проявлял нерешительность. Мне вспомнились его слова, и в частности фраза: «Для этого надо пожить в Африке». Меня бросило в жар, голова гудела. Мне казалось, что я — подсудимый в тщетных поисках выхода. Я заснул, хоть и не переставал ощущать свое тело, песчинки, легкими прикосновениями пальцев пробегавшие по лицу, слышал громовые раскаты прибоя. Я долго бродил в этом сне, защищавшем меня, но не приносившем покоя. Очнулся от необычного шума. Я услышал шелест бумаги и вспомнил о книге. Кто-то ее листал… Я приоткрыл глаза. Никого. Это ветер играл страницами. Было пять часов. Море отступало. Я лениво встал на ноги. Надоело все время думать. Я поднял книгу и поискал среди дюн подходящее укрытие. Моя трубка, спички. Сначала я прочел оглавление… целители… жрецы и фетиши… ритуалы… оракулы… колдуны… Для меня все это был набор слов, но от них исходило какое-то могучее притяжение… Они как бы заключали в себе ответ на мои вопросы. Примостившись на теплом песке, я погрузился в чтение. И время потекло, как сон. Свет поблек, тени легли на песок, солнце стало пурпурным. Я все читал, ногтем отмечая наиболее характерные места. Так вот она какая, Африка! Сонмище легенд, поверий, предрассудков, странных явлений. Не было главы, которая не вызывала бы во мне недоверчивого изумления, гневного порыва, страстного протеста. Автор напрасно приводил одно доказательство за другим, ссылался на примечания, взятые из авторитетных источников. Я отрицал, упирался изо всех сил. Сглаз, одержимость, воздействие на расстоянии — все это не могло иметь никакого отношения к Мириам… Воздействие на расстоянии! Совершенно очевидно, что это объясняло все. Но чтобы я, опытный практикующий врач, всерьез воспринял столь смехотворное объяснение? Я резко захлопнул книгу, разозлившись на самого себя. Было около восьми. Я отряхнулся, потянулся, еще раз бросил взгляд на синевшее в сумерках море. Я — доктор Рошель. Возвращаюсь домой. Там меня ждет жена. И только это неопровержимо.
