Балти неодобрительно скривился:
— Это тот, который заманил своих бывших товарищей в ловушку на верную смерть? Проклятый иуда.
— Думай, прежде чем говорить, Балти, — строго сказал Пипс. — Ты можешь повредить моему положению в ведомстве.
— Но неужели вы одобряете подобного человека? Это же чудовищно. Предательство самого низкого…
— Да, Балти. Мы все знаем, что он сделал. И за эту услугу король пожаловал ему звание баронета. Те, кого Даунинг заманил в ловушку, принадлежали к числу осудивших прежнего короля. Постарайся не забывать об этом, произнося обличительные речи.
— Я нахожу его отвратительным человеком. Honteux
[3].
Пипс соглашался с зятем. Мысленно. Свое собственное возмущение Даунингом — «вероломный негодяй», «неблагодарный злодей» — он поверял исключительно дневнику.
— Даунинг — посол Его Величества в Гааге. Глава королевской секретной службы. Он в силе, Балти. И я настоятельно прошу, чтобы ты вспоминал об этом, когда тебя потянет изливать желчь в пивных. Ты же не хочешь стать врагом его светлости.
— Я и другом его быть не хочу, — фыркнул Балти. — Глядя на то, как он обошелся со своими друзьями.
— Весьма жаль, — отозвался Пипс с оттенком едкости. — А я-то хотел, чтобы мы выпили чаю втроем. Ну хорошо, Балти, а теперь я в самом деле должен с тобой попрощаться.
Балти сделал несколько шагов к двери:
— Братец Сэм?
— Да, Балти?
— А у вас для меня ничего нету? Какого-нибудь места?
— Места? А как же. Я хоть сегодня устрою для тебя место. На одном из наших кораблей.
— Братец Сэм! Вы же знаете, что я никакой мореход. Я страдаю морской болезнью. Даже на пришвартованном корабле.
— Балти, я работаю в Морском ведомстве. Мы, видишь ли, занимаемся исключительно кораблями.
— А вы не можете взять меня к себе ординарцем? Или адъютантом, или как это у вас называется. Здесь, на суше.
— Балти, при всей моей любви к тебе я должен сказать, что ты непригоден для этой работы. Полностью. У тебя нет ни крупицы знаний и умений, необходимых для работы в Морском ведомстве.
А равно и в любом другом месте, мысленно добавил он.
Пипс созерцал образчик человеческой бесполезности, стоящий перед ним. Он знал, что ждет его сегодня дома, — ледяное молчание жены либо вулканический взрыв. Наполовину француженка, она была способна и на то и на другое. Это нечестно. Пипс постоянно «делал что мог» для Балти; обычно это принимало форму «займов».
— Может быть, в Дептфорде, в доках, что-нибудь найдется. Я наведу справки.
— О, браво! Благодарю! Но только смотрите, чтобы то была не слишком рутинная работа.
Пипс уставился на него.
— Мне все говорят, что у меня есть голова на плечах, — продолжал Балти. — А если я буду день-деньской грузить мешки с порохом или сухарями, она пропадет втуне. А?
Пипс внутренне застонал, но желание отделаться от Балти возобладало над желанием отвесить ему парочку оплеух.
— Я наведу справки. — Пипс в отчаянии потер лоб.
— Валериана, — сказал Балти.
— Что?
— Валериана. Растение такое. Его еще называют «травка-фу». Потому что воняет сильно. — Балти зажал нос пальцами. — Но от головной боли помогает как ничто другое. И от колик.
— Благодарю. Но у меня есть кроличья лапка.
— И от газов тоже помогает!
Пипс испустил тяжелый вздох и указал на дверь:
— Иди, Балти.
— Мне зайти завтра?
— Иди.
Глава 2
Даунинг
Пипс ожидал у входа в палаты лорда-адмирала
[4]. Совещание было для узкого круга — только герцог и Даунинг, никаких подчиненных.
Все знали, что Даунинг усиленно ратует за новую войну с Голландией. Пипс написал у себя в дневнике: «Король в нынешнее время не может снарядить пять кораблей без значительных трудностей, ибо мы не имеем ни денег, ни кредита, ни припасов». Он отчаянно хотел привлечь внимание герцога к подлинному положению дел: оно неприглядно, но отмахнуться от него невозможно. Брат герцога, король, до крайности истощал казну пышными придворными забавами.
Дверь открылась. Вышел Даунинг — сорока одного года, плотного сложения. Подозрительные глазки, глядящие словно искоса, жестокая улыбка, голубоватый парик.
— А, весьма обходимый мистер Пи-писс.
Пипс догнал его и пристроился рядом. Даунинг шел к своей карете. Они с Пипсом знали друг друга пятнадцать лет. Даунинг был главой комиссии на выпускных экзаменах в школе, по итогам которых Пипс получил стипендию на обучение в Кембридже. Лорд знал, как произносится фамилия Сэмюэля, но забавы ради выговаривал ее неправильно.
— Льщу себя надеждой, что встреча вашей светлости с лордом-адмиралом была удовлетворительной.
— Весьма. Я, по обыкновению, впечатлен тем, как его светлость владеет обстановкой — в морских делах, а равно и во всех иных.
— И что, нас ждет еще одна война с Голландией?
— Что, Сэм, сегодня вы не расположены шутить? Вы же знаете, как я люблю наши дружеские пикировки.
Они дошли до кареты сэра Джорджа. Даунинг жестом велел Пипсу залезать внутрь. Карета двинулась к особняку Даунинга в Уайтхолле, рядом с Сент-Джеймс-парком.
Его светлость находился в игривом расположении духа, кое всегда подчеркивало его природную злобу. Мягкости в нем не было совсем. Иные объясняли это тем, что Даунинг родился и вырос в Новой Англии. Он славился скупостью, хотя денег у него было много. Престарелую мать свою он содержал в вопиющей нищете.
— Война? — рассеянно повторил Даунинг. — Говорили ли мы с герцогом о войне? Дайте припомнить. Возможно, о ней упоминалось. Мы говорили о весьма многих вещах.
— С вашего позволения, милорд… флот сейчас просто не оснащен для войны. Этот шаг будет для нас роковым…
— Да, Сэм. Все в свое время. In omnibus negotiis priusquam aggrediare adhibenda est praeparatio diligens.
Пипса было не запугать цитатами из Цицерона.
— Во всех делах, прежде чем к ним приступить, нужна тщательная подготовка, — перевел он. — Насколько я помню, это из трактата «Об обязанностях»
[5].
— Молодец, мальчик, вот тебе сахарок. Как дальновидно было с моей стороны помочь вашей карьере! У меня острый глаз на дарования.