Ханкс рванулся к Смиту, пока тот не успел перезарядить мушкет, и ударил его пистолем по голове, проломив череп. Смит упал мертвый.
Сержант бросился к своей лошади и уже садился в седло, когда Ханкс дернул его вбок и свалил на землю. Сел на него верхом, взвел пистоль и приставил к виску противника.
— Умоляю! У меня семья!
— Кто тебя послал? Отвечай, или, клянусь Богом, всажу тебе пулю между глаз.
— Джонс! Заместитель губернатора!
— Где он отдал тебе этот приказ?
— У него дома!
— Он был один? Отвечай быстро, или ты покойник!
— Нет!
— Кто еще там был?
— Пастор. Дэвенпорт.
— Что вам сказали?
— Что девица, квакерша, которая все мутила воду… что она сошла с ума и убила семью, в которой работала.
— Что еще?
— Что она их зарыла. Перед домом.
— А индеец Дэвенпорта, тот, что зовется Покайся, с рисунком на лице. Он при этом был?
— Снаружи. На улице.
— Вставай.
Сержант встал. Его трясло. В паху расплылось мокрое пятно.
— Тебя обманули, сержант, — устало сказал Ханкс, снимая пистоль со взвода и засовывая его за пояс. — А теперь двое твоих людей мертвы. Тебе следовало лучше держать их под контролем. Сколько тебе лет?
— Двадцать, сэр.
— Двадцать лет — и сержант?
— Я три года служил стражником.
— Меня не интересует история твоей жизни. Как это вышло, что ты стал сержантом?
— Кузина моего отца — жена мирового судьи. Поэтому, когда сержант Уилкокс заболел…
— Довольно. Как тебя зовут?
— Бартлетт. Амос Бартлетт.
Балти и Благодарна теперь смотрели из гостиной. Они не слышали слов беседующих. Благодарна, увидев, что плечо Ханкса окровавлено, сказала:
— Он ранен. Мы должны…
— Нет, — шепнул Балти.
Ханкс подошел к могилам:
— Индеец Покайся, это он их убил. Похоронил заживо. Из мести. Мальчику было тринадцать лет. Мы нашли их вчера и перезахоронили по-человечески. Тобой сыграли втемную, сержант. Что ты теперь будешь делать?
— Я должен… отчитаться.
— Кому?
— Капитану Триппу. Командиру стражников. У него тетка заболела, он поехал ее проведать. Поэтому вызвали меня… Но решает мировой судья…
— Фик.
Бартлетт кивнул.
— Скажи, сержант. Свершится ли правосудие?
— Мистер Фик справедлив.
— Я видел его справедливость. Когда он приговорил засечь до смерти ту квакершу за то, что она показала сиськи в церкви. Ту самую, которую Джонс и Дэвенпорт хотят повесить за эти убийства. Если поверишь мне и будешь действовать, исходя из моих слов, погубишь свою карьеру. Но это тебе решать. Пойдем погрузим твоих раненых и мертвых на телегу.
Ханкс и Бартлетт уложили тела. Ханкс запряг в телегу коней убитых.
— До свидания, сержант. В твоем возрасте я носил форму. Я еду в Хартфорд.
— Зачем вы мне это говорите?
— Надеюсь, что ты упомянешь это в своем отчете.
Бартлетт выпучил глаза.
Ханкс улыбнулся:
— В качестве любезности, как товарищу по оружию. Один солдат — другому.
Сержант Бартлетт кивнул.
Ханкс, Балти и Благодарна выехали с фермы Коббов. Оглянулась только Благодарна. Если сержант Бартлетт верен своему слову, солдаты не будут сторожить королевский тракт. Но Ханкс, не желая рисковать, все же повел свой маленький отряд кружным путем: семь миль на север, потом на юго-запад по старой индейской тропе сквозь лесную чащу. Через двадцать миль они вышли из леса на северной окраине Фэрфилда, маленького аккуратного городка, где как раз начали зажигаться огни. Путники въехали в город, сгорбясь в седлах от усталости.
Глава 29
Доктор Пелл
Дверь открыла миссис Пелл. Она уставилась на троих оборванцев, стоящих перед ней. Потом прищурилась на Ханкса, рубашка которого уже заскорузла от крови:
— Хайрем! Боже милостивый! Входите, входите!
И завопила:
— Томас! ТОМАС!
У этой женщины не легкие, а кузнечные мехи, подумал Балти.
В прихожую впорхнул доктор Пелл — подтянутый элегантный мужчина лет пятидесяти с небольшим. На самом кончике длинного носа сидели очки, а поджатые губы выражали упрек жене, оторвавшей его от мадеры. При виде Ханкса брови доктора уехали на лоб:
— Хайрем!
Он рявкнул на жену:
— Глупая женщина, отчего ты не сказала, что это он? Не стой разинув рот. Грей воду. И инструменты приготовь!
Он повел Ханкса в операционную, расположенную в пристроенном к дому флигеле. Балти уставился на руки и ноги, которыми были увешаны стены, но тут же понял, что это протезы. Они придавали комнате зловещий вид.
Пелл сдвинул очки на переносицу и исследовал входную рану:
— Мушкет?
Ханкс кивнул.
— А это кто?
— Друзья.
— Люси! — заорал доктор Пелл.
— Чего? — крикнула жена из другой комнаты.
— Ты водой занялась?
— А ты думаешь, я что тут делаю? Вышиваю?
— Меня бы это совершенно не удивило, — пробормотал ее муж.
Вошла миссис Пелл, таща чайник:
— Как вас зовут, милая?
— Благодарна.
— Какое очаровательное имя. Я буду весьма благодарна, если вы подадите мне вон тот медный таз.
Она вылила в таз кипяток и пошла сортировать инструменты мужа.
— Тебе дать чего-нибудь от боли? — спросил Пелл.
— От бренди я бы не отказался.
— Бренди! Быстро, женщина! Хватит возиться с водой. Ты что, не видишь, он страдает?
Балти понял, что эта супружеская опера-буфф — по большей части представление для гостей.
— Да! Сейчас! — Миссис Пелл сняла с полки бутыль, щедро плеснула в стакан и протянула его Ханксу. — Вот, держите, дорогой. Кто вас ранил? Не важно. Пускай мясник делает свое дело. Если выйдете живым из его лап, расскажете нам все подробно.
Она взяла Благодарну за руку:
— Идем, миленькая. Снимешь с себя все это и примешь горячую ванну.
И добавила, обернувшись:
— Если Гиппократ без нас обойдется.
— Гиппократ как-нибудь справится, — ответил доктор Пелл, разрезая рукав Ханкса. — Как всегда.
