— Вам известны мои условия, — ответил Ханкс.
— Почему вы думаете, что я готов обменять шпиона на какую-то птицу?
— Потому что вы согласились на эту встречу.
— А может быть, я хотел только заманить вас сюда. А? Чтобы посадить в тюрьму вместе с вашим сообщником, шпионом.
— Вы не смеете нарушить правило белого флага. И даже если предположить, что вам безразлична ваша собственная честь, вы не пожертвуете Иоханном лишь ради того, чтобы добавить меня в свой длинный список англичан — гостей Новых Нидерландов.
— Каких хостей? — спросил Стёйвесант.
— Уолли и Гоффа. И их прислужников — Джонса и индейца.
Стёйвесант треснул кулаком по столу:
— Вы продолжаете эту обвинительность! В Новом Амстердаме нет никаких цареупийц!
— Я верю, что вы этому верите.
Стёйвесант непонимающе посмотрел на него.
— Может быть, вам стоит расспросить своего заместителя, Кунца, о его частных договоренностях.
Кунц выхватил саблю из ножен:
— Как вы смеете!
— Кунц! — гаркнул Стёйвесант. — Onthoud waar u bent!
[54]
— Хенерал, он меня оскорбил!
— Если дело можно уладить дуэлью, я готов, — сказал Ханкс.
— Никаких дуэлей! — рявкнул Стёйвесант.
Но семя сомнения было посеяно. Ханкс сказал:
— Если нам больше нечего обсуждать, я удаляюсь. А пока что — могу я получить ваше заверение, что с мистером Балтазаром хорошо обращаются?
— Да! — ответил Стёйвесант.
— Я хотел бы вам поверить, сэр, но, видите ли, мне кое-что сообщили.
— Что именно?
— Что имели место пытки.
— Мы здесь никого не пытаем.
Кунц потел. Ханкс посмотрел на него и понял: он пытал Балти без разрешения Стёйвесанта. Пока старик в форте Оранж разбирался с могауками.
Стёйвесант тем временем поинтересовался, отчего англичанина на встречу с ним принесли в кресле.
— Он сам поранился. При попытке к бегству! — выпалил Кунц.
— Это не объясняет, почему из его камеры слышались крики, — ответил Ханкс.
— Klopt dit?
[55] — спросил Стёйвесант.
— Hij had nachtmerries
[56], — ответил Кунц.
— Ik denk, mijnheer, dat u binnenkort met nachtmerries
[57], — сказал Ханкс.
Ханкс полез за пазуху и вытащил перо. Это было поменьше, ярко-желтое. Он положил его на стол Стёйвесанта рядом с первым, отступил на шаг, учтиво поклонился и вышел. В комнате остались два голландца — один багрово-красный, другой бледный.
Глава 43 Цинциннат сражается
[58]
Атмосфера в брёкеленском доме переменилась — дружеское веселье товарищей по оружию сменилось характерным затишьем перед битвой. Фанфаронство и кружки пива были отставлены. Пришла пора осматривать оружие и писать прощальные письма.
Приехал Уинтроп.
Как и предупреждал Андерхилл, губернатор Коннектикута был в дурном настроении. Однако он изумительно владел собой. Ни слова обиды на Его Величество или герцога Йоркского за нарушенные обещания. Уинтроп выпил свою горькую чашу в одиночестве и явился предоставить себя в распоряжение Короны.
Уинтроп и Стёйвесант давно знали друг друга. Когда дойдет до переговоров, их будет вести Уинтроп. В случае успеха он окажется у стола и сможет поймать кое-какие крохи, раз уж вся земля отсюда до Тихого океана ему не досталась.
Андерхилл был страшно зол. Он не мог расхаживать гордо, хлопая товарищей по спинам и провозглашая рассвет нового Криспианова дня
[59]. Не мог призывать их снова кинуться в пробой. Лонг-Айлендскому Цинциннату ничего не оставалось, как роптать на жену, пославшую квакершу-няньку — девчонку, девчонку в фартуке, черт бы его побрал! — следить, чтобы муж не нарушил данного им обета ненасилия.
Благодарна ходила за стариком по пятам, ни на минуту его не покидая. Она мило спрашивала, не желает ли капитан присоединиться к ней в безмолвной квакерской молитве. Нет! Капитан, черт побери, не желает присоединиться к ней в безмолвной квакерской молитве, будь она неладна! Чтобы капитаном Джоном Андерхиллом, героем форта Мистик и Паунд-Риджа, Ахиллом Новой Англии, помыкала эта… девчонка! Она укоризненно цокала языком и грозила капитану пальцем прямо при всех! Невыносимо!
Унижение еще усиливалось оттого, что девчонка где-то достала попугая. Он сидел у нее на плече и вопил. Где, во имя всего святого, она его выкопала? И что, во имя всего святого, он делает здесь, на военном совете?
Попугай научился передразнивать Благодарну:
— Деее каппита Нандеррррррхил! Уак!
Андерхилл пытался добиться, чтобы попугая не пускали в дом, но остальные солдаты и слышать об этом не желали. Они прямо усыновили эту проклятую тварь. Пусть остается! Они соперничали за право покормить птицу. Андерхилл выдвинул ультиматум: или он, или попугай! Голосование решило в пользу попугая.
Почему Ханкс ничего не делает? Во всем виноваты он и этот дурачок Сен-Мишель. Это они привезли девку в Киллингуорт, и теперь жене капитана есть кого послать его мучить.
Где же Ханкс?
Ханкс был всего лишь в нескольких сотнях ярдов от дома — он вглядывался в подзорную трубу, пытаясь увидеть сигнальную башню в форте Стёйвесанта.
День клонился к вечеру, тени удлинялись. Ханкс сидел тут с тех самых пор, как вернулся с переговоров. Он перебирал в памяти подробности разговора в губернаторском доме. Удалось ли ему убедить Стёйвесанта, что Кунц — пособник цареубийц? Бросил ли Стёйвесант Кунца в тюрьму? Или же Кунц убедил Стёйвесанта, что невиновен? Не смирился ли Стёйвесант с потерей своей драгоценной птицы, лишь бы оставить у себя пленника? И не возбудила ли вся эта история подозрений у губернатора по поводу грядущего визита английской эскадры?
Ханкс услышал шорох за спиной. Пришла Благодарна. На руке у нее сидел Иоханн. Попугай привязался к девушке. Казалось, у нее дар общения с животными.
