Филидор кивнул: «Мне известно, что история человечества не сводится к техническим достижениям, убийствам и победам. Это сложносоставная мозаика из триллионов элементов, итог соглашений, заключенных всеми когда-либо жившими людьми со своей совестью. Такова истинная история нашей расы».
Ксантен отозвался беззаботным взмахом руки: «А. Г. Филидор, вы невероятно упрощаете ситуацию. Не принимайте меня за тупицу! История не одна, их много, они взаимодействуют. Вы уделяете особое внимание нравственности. Но в конечном счете основой нравственности становится выживание. То, что способствует выживанию – хорошо. То, что приводит к смерти – плохо».
«Хорошо сказано! – похвалил его Филидор. – Но позволь мне предложить твоему вниманию гипотетический вопрос. Может ли народ, состоящий из миллиона живых существ, убить одно существо, способное заразить всех остальных смертельной болезнью? Да, скажешь ты. Еще вопрос: десять голодных тварей охотятся на тебя, потому что хотят есть. Убьешь ли ты их, чтобы спасти свою жизнь. Да, снова скажешь ты, хотя в этом случае ты уничтожишь больше, чем сохранишь. Третий вопрос: человек живет в хижине – в долине, где, кроме него, никто не живет. Сотня космических кораблей спускается с неба, чтобы убить этого человека. Может ли он уничтожить звездолеты с целью самообороны, хотя он один, а его противников – сто тысяч? Вероятно, ты ответишь „да“. А что, если целый мир, целая раса существ ополчится на одного человека? Может ли он убить их всех? Что, если его противники – такие же люди, как он? Что, если он – то самое существо, которое может заразить весь мир смертельной болезнью? Как видишь, нет простого выхода из этого лабиринта, нет спасительного талисмана, решающего все проблемы. Мы искали такое решение и не нашли его. Поэтому, рискуя согрешить против идола выживания, мы – по меньшей мере я, потому что я могу говорить только за себя – выбрали нравственность, как минимум дарующую нам покой. Я никого не убиваю. Я ничего не разрушаю».
«Вот еще! – презрительно воскликнул Ксантен. – Если отряд меков ворвется в эту долину и начнет убивать ваших детей, неужели вы не станете защищать детей?»
Филидор поджал губы и отвернулся. Заговорил другой искупленец: «Филидор определил нравственность. Но кто из нас – абсолютно нравственный человек? Филидор – или я – или ты – все мы можем поступиться нравственностью в таком случае».
«Посмотри вокруг. Ты кого-нибудь узнаёшь?» – спросил Филидор.
Ксантен обвел взглядом собравшихся. Неподалеку стояла девушка необычайной красоты. На ней было длинное белое платье; ее темные кудри спускались на плечи, она украсила их красным цветком. Ксантен кивнул: «Вижу девушку, которую О. З. Гарр хотел включить в состав своей свиты в цитадели».
«Совершенно верно, – сказал Филидор. – Ты помнишь обстоятельства этого дела?»
«Хорошо помню, – ответил Ксантен. – Совет старейшин настойчиво возражал против этого – хотя бы потому, что такой поступок угрожал бы незыблемости наших законов о контроле численности населения. О. З. Гарр пытался обойти закон следующим образом. „Я содержу фан, – заявил он. – Кое-кто содержит шесть или даже восемь фан одновременно, и никто против этого не возражает. Я назову эту девушку „фаной“ и буду содержать ее вместе с остальными“. Я и другие главы кланов протестовали. По этому поводу едва не состоялась дуэль. О. З. Гарра заставили отказаться от девушки. Ее передали под мою опеку, и я отвез ее в Дальнюю долину».
Филидор кивнул: «Все это так. Что ж – мы пытались переубедить Гарра. Он отказался нас выслушать и угрожал напустить на нас охотничий отряд из тридцати меков. Нам пришлось отступить. Нравственно ли мы поступили? Какими ты нас считаешь? Сильными или слабыми?»
«Иногда полезно игнорировать нравственные принципы, – сказал Ксантен. – Даже несмотря на то, что О. З. Гарр – джентльмен, а вы – искупленцы… Такова же и ситуация с меками. Они уничтожают цитадели, истребляют всех людей на Земле. Если нравственность означает покорное примирение со смертью, о нравственности следует забыть!»
Филидор грустно усмехнулся: «Достопримечательная ситуация! Меки – так же как смерды, серафимы и фаны – модифицированы, перевезены и порабощены в угоду человеку. Именно этот факт, по сути дела, вызывает у нас чувство вины и стремление к искуплению. И теперь ты хочешь, чтобы мы усугубили свою вину!»
«Тот, кто слишком много задумывается о прошлом, заблуждается, – заметил Ксантен. – Так или иначе, если вы желаете, чтобы у вас осталась какая-то возможность выжить и размножаться, предлагаю вам безотлагательно приготовиться к обороне от меков – или, по меньшей мере, укрыться в цитадели».
«Я этого не сделаю, – сказал Филидор. – Может быть, другие примут такое решение».
«Вы будете ждать, чтобы вас убили?»
«Нет. Я – несомненно, не один, а вместе со многими другими смогу найти убежище в труднодоступных горах».
Ксантен взобрался на сиденье самоходного фургона: «Если передумаете, приходите в Хейгдорн».
Он уехал.
Дорога продолжалась вдоль долины, стала подниматься зигзагами по склону и достигла гребня холма. Далеко впереди на фоне неба высилась цитадель Хейгдорн.
IV
1
Ксантен отчитался перед советом.
«Звездолеты непригодны к использованию. Меки вывели их из строя. Таким образом, мы не можем обратиться за помощью к Исходным Мирам».
«Печальная новость! – поморщившись, отозвался Хейгдорн. – Что ж, ничего не поделаешь».
Ксантен продолжал: «Возвращаясь на самоходном фургоне, я повстречался с племенем кочевников. Я вызвал гетмана и объяснил ему преимущества службы в цитадели Хейгдорн. Боюсь, что кочевники лишены всякого благородства и неспособны к повиновению. Гетман ответил настолько дерзко, что мне пришлось с отвращением покинуть их табор.
В Дальней долине я посетил деревню искупленцев и сделал им сходное предложение, опять же без особого успеха. Они настолько же проникнуты идеализмом, насколько кочевники неподатливы и враждебны. И те, и другие предпочитают побег столкновению. Искупленцы поговаривают о том, чтобы найти убежище в горах. Кочевники, надо полагать, отступят в степи».
Бодри фыркнул: «Как им поможет бегство? Может быть, отсрочит их гибель на несколько лет – но в конце концов меки найдут каждого из них. Меки безжалостно методичны».
«Тем временем, – капризно заявил О. З. Гарр, – мы могли бы сформировать из них эффективные боевые отряды, а это было бы полезно для всех. Что ж, пусть гибнут, если хотят! Мы в безопасности».
«В безопасности, конечно, – мрачно пробормотал Хейгдорн. – Но что, если прекратится подача энергии? Что, если лифты перестанут работать? Что, если отключится вентиляция, и мы задохнемся или замерзнем? Что тогда?»
О. З. Гарр скорбно покачал головой: «Нужно взять себя в руки и приготовиться терпеть унизительные неудобства, сохраняя при этом все возможное достоинство. Но механическое оборудование цитадели надежно – я не ожидаю существенных неисправностей или отказов в течение ближайших пяти или даже десяти лет. А к тому времени может случиться что угодно».
