«Только двух, – отозвался О. З. Гарр. – Лазуль и Одиннадцатую Тайну. Не могу найти ничего подходящего ни для Лакомых Призраков, ни для моей маленькой Голубой Феи, а Глориане все еще требуется наставление. Сегодня самое пристальное внимание привлекут Варифлоры Б. З. Максельвейна».
«В самом деле! – согласился Хейгдорн. – Мне уже приходилось о них слышать. Ну что же – тогда до завтра? Э… Клагхорн, вы хотели что-то сказать?»
«Да, хотел, – мягко кивнул Клагхорн. – У нас слишком мало времени. Нужно использовать оставшееся время наилучшим образом. Я сильно сомневаюсь в эффективности вооруженных смердов. Выставить смердов против меков – все равно, что послать кроликов воевать с волками. Нам нужны не кролики, а ягуары».
«Да-да, – рассеянно откликнулся Хейгдорн. – Вы совершенно правы».
«И где, в таком случае, мы найдем ягуаров? – Клагхорн окинул собравшихся вопросительным взглядом. – Кто-нибудь может предложить подходящий источник таковых? Нет? Жаль. Значит, в отсутствие ягуаров придется обойтись кроликами. Поэтому давайте займемся превращением кроликов в ягуаров, и безотлагательно. Предлагаю отложить фестивали и представления до тех пор, пока наше будущее не станет более определенным».
Хейгдорн поднял брови и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл его, устремив напряженный взор на Клагхорна – не пошутил ли он, случаем? Затем председатель с сомнением посмотрел на остальных советников
Бодри отозвался довольно-таки резким смешком: «Возникает впечатление, что эрудит Клагхорн паникует».
О. З. Гарр заявил: «Было бы несовместимо с нашим достоинством, конечно, если бы дерзость прислуги заставила нас торопиться и хлопотать. Меня смущает даже необходимость отметить это обстоятельство».
«Меня она нисколько не смущает, – парировал Клагхорн исключительно самодовольным тоном, выводившим из себя О. З. Гарра. – Не вижу причины, по которой она должна была бы смущать и вас. Нашей жизни угрожает опасность, в связи с чем некоторое смущение или какие-либо иные соображения становятся второстепенными».
О. З. Гарр поднялся на ноги и отрывисто поклонился в сторону Клагхорна так, чтобы его жест можно было рассматривать как расчетливое оскорбление. Клагхорн тоже поднялся и ответил сходным поклоном, настолько тяжеловесным и церемонным, что он выглядел, как намеренная пародия на жест Гарра. Ксантен, который терпеть не мог О. З. Гарра, громко рассмеялся.
О. З. Гарр поколебался, но решил, что в сложившихся обстоятельствах дальнейшее развитие конфликта могло рассматриваться, как нарушение этикета, и решительно удалился из зала.
3
Экспозиция Древних Камзолов – ежегодное шествие фан в роскошных нарядах – проводилась в Большой Ротонде к северу от главной площади. Фан содержала примерно половина джентльменов, но меньше четверти женской половины благородного сословия. Существа эти, родом из пещер на луне Седьмой планеты Альбирео, послушные, понятливые, одновременно игривые и привязчивые, после нескольких тысяч лет селекции превратились в сильфид пикантной красоты. Облаченные в тонкую полупрозрачную ткань, выделявшуюся из пор за ушами и ниспадавшую по предплечьям и спине, это были самые простодушные создания, искренне стремившиеся угодить, невинно тщеславные. В большинстве своем джентльмены нежно заботились о своих фанах, но время от времени ходили слухи о том, что леди вымачивали особенно ненавистную фану в нашатырной настойке, что делало ее кожу матовой и навсегда уничтожало ее полупрозрачную ткань.
Джентльмен, одержимый привязанностью к фане, считался персоной, достойной насмешек. Несмотря на то, что в результате тщательного скрещивания фана могла напоминать грациозную девушку, сексуальное использование делало ее изможденной и сморщенной, ее поникший полупрозрачный покров обесцвечивался – и каждому становилось ясно, что хозяин-джентльмен неприлично обошелся со своей фаной. В этом отношении, по меньшей мере, женщины цитадели могли демонстрировать превосходство и вели себя с такой провокационной экстравагантностью, что фаны по сравнению с ними казались всего лишь изобретательными и хрупкими призрачными шутками природы. Фана могла прожить примерно тридцать лет, причем на протяжении последнего десятилетия, потеряв былую красоту, фаны облекались в мантии из тонкой серой ткани и выполняли различные функции обслуживания в будуарах, на кухнях, в кладовых для провизии, в яслях и гардеробах.
На Экспозиции Древних Камзолов посетители любовались в основном фанами, а не камзолами, хотя сплетенные из полупрозрачных покровов фан камзолы сами по себе отличались достойной восхищения красотой.
Хозяева фан сидели в нижнем ряду, полные трепетных надежд и гордости – торжествуя, когда та или иная фана изумляла публику блестящим выступлением, но погружаясь в черные глубины отчаяния, когда ритуальные па исполнялись фаной с недостаточной грацией и элегантностью. Каждая демонстрация сопровождалась строго регламентированной церемониальной музыкой, исполняемой на лютне джентльменом, происходившим не из того клана, из которого происходил хозяин фаны – хозяин ни в коем случае не имел права аккомпанировать на лютне выступлению своей собственной фаны. Демонстрация фан никогда не толковалась открыто как соревнование, и никакие официальные призы или места не объявлялись, но зрители сами решали, какую из фан следовало считать самой изящной и обворожительной, и репутация ее владельца тем самым возвышалась.
Нынешнюю Экспозицию задержали на полчаса, так как в связи с отсутствием меков устроителям пришлось поспешно импровизировать. Но джентльмены и леди цитадели Хейгдорн не были расположены критически и согласны были смотреть сквозь пальцы на некоторые упущения по мере того, как дюжина молодых самцов-смердов выполняла непривычные функции. Фаны выглядели восхитительно, как всегда – изгибались, раскачивались и вращались на помосте в такт заунывным аккордам лютни, перебирая пальцами в воздухе так, будто ловили дождевые капли, внезапно припадали к земле и скользили, затем вскакивали, вытягиваясь в струнку, после чего, наконец, каждая фана раскланивалась и вприпрыжку убегала с возвышения.
Программа еще далеко не закончилась, когда смерд неуклюже протиснулся в Ротонду и что-то настойчиво пробормотал кадету, вышедшему навстречу спросить, чтó тому понадобилось. Кадет тут же поспешил к полированной черной ложе Хейгдорна. Хейгдорн выслушал его, кивнул, сухо произнес несколько слов и спокойно откинулся на спинку кресла – так, как если бы полученное сообщение ни к чему его не обязывало, чтобы благородные зрители ни о чем не беспокоились.
Развлекательное представление продолжалось. Прелестная пара фан О. З. Гарра выступила превосходно, но в целом публика склонялась к тому, что Лирлин, молодая фана, принадлежавшая Иссету Флою Гейзунету и впервые выступавшая официально, произвела наилучшее впечатление.
Фаны появились на помосте в последний раз, двигаясь вместе и словно исполняя почти импровизированный менуэт, затем опустились в глубоком реверансе и с шаловливым сожалением покинули ротонду. Некоторое время джентльмены и леди оставались в ложах, пробуя эссенции и обсуждая спектакль, договариваясь о встречах и назначая свидания. Хейгдорн сидел, нахмурившись и ломая руки. Неожиданно он поднялся на ноги. В ротонде сразу наступила тишина.
