«Слишком много приличий, слишком много чести!» Страстный взрыв негодования, охватившего Глиссу, поразил Ксантена. Она вырвала цветок из волос и швырнула его на землю: «Вот!»
«Нет!» – воскликнул Ксантен, внезапно охваченный смущением. Он нагнулся, поднял цветок, поцеловал его и снова вложил в прическу Глиссы: «Я не слишком забочусь о почестях. Попробую о них забыть». Он обнял ее за плечи, но девушка отстранилась.
«Скажи, – серьезно, самым „взрослым“ тоном спросила Глисса, – у тебя тоже есть эти странные насекомые женщины?»
«У меня? Фаны? Нет, у меня нет фан».
Теперь Глисса Тиволга растаяла и позволила Ксантену обнять себя; тем временем серафимы кудахтали, посмеивались и вульгарно шелестели крыльями.
VII
1
Лето становилось все теплее. 30 июня в Джанейли и в Хейгдорне – несмотря на то, что вокруг Джанейли выросла насыпь – праздновали Фестиваль Цветов. Вскоре после фестиваля Ксантен полетел ночью, с помощью шести отборных серафимов, в цитадель Джанейль и предложил местному совету эвакуировать население по воздуху – всех, кого можно было спасти, всех, кто хотел спастись. Советники выслушали его с каменными лицами и, не высказав никаких замечаний, перешли к рассмотрению других вопросов.
Ксантен вернулся в Хейгдорн. Соблюдая всевозможную осторожность и обращаясь только к доверенным друзьям, Ксантен завербовал три или четыре десятка согласных с ним кадетов и джентльменов, хотя в принципе сущность его проекта невозможно было сохранить в тайне.
Сперва традиционалисты отреагировали издевательствами и обвинениями в малодушии. По настоянию Ксантена его союзники, несмотря на свою горячность, никого не вызывали на дуэль и не принимали подобные вызовы.
Вечером 9 сентября цитадель Джанейль пала. Новость об этом принесли в Хейгдорн возбужденные серафимы, снова и снова рассказывавшие мрачную историю осады почти истерическими голосами.
Изможденный, понурый Хейгдорн автоматически созвал совет, чтобы обсудить безнадежную ситуацию: «Итак, наша цитадель – последняя! Не могу себе представить, каким образом меки могли бы нанести нам ущерб – даже если они будут работать до упада и строить насыпь вокруг Хейгдорна в течение двадцати лет. Мы в безопасности. Но здесь, в Хейгдорне, теперь живут последние джентльмены нашей расы – странная, зловещая мысль!»
Ксантен серьезно, напряженно произнес со страстным убеждением: «Двадцать или пятьдесят лет – не все ли равно? Меки не отступят и, когда они окружат нас и ворвутся в цитадель, все мы погибнем. Неужели вы не понимаете, что теперь у вас есть последняя возможность сбежать из этой западни, из огромной клетки, в которую превратился Хейгдорн?»
«Сбежать, Ксантен? Как вам не стыдно произносить это слово! – закричал О. З. Гарр. – Бегите же, вместе со своей бандой сообщников! Бегите в степи, в болота, в тундру! Бегите, если хотите, с другими малодушными шутами – но, будьте любезны, не надоедайте нам бесконечными угрозами!»
«Гарр, так называемое „малодушие“ позволило мне понять, что настоящая нравственность заключается в выживании. Меня научил этому великий мудрец».
«Вот еще! Кто он такой?»
«А. Г. Филидор, если вам так хочется знать».
О. З. Гарр хлопнул себя по лбу: «Вы имеете в виду искупленца Филидора? Этого экстремиста, искупленца из искупленцев? Ксантен, придите в себя, умоляю вас!»
«Если мы освободимся от цитадели, – безжизненным тоном отозвался Ксантен, – у нас впереди будут многие годы жизни».
«Но цитадель и есть наша жизнь! – заявил Хейгдорн. – По сути дела, Ксантен, во что мы превратимся без цитадели? В диких зверей? В кочевников?»
«Мы можем выжить».
О. З. Гарр с отвращением фыркнул и отвернулся, рассматривая гобелен на стене.
Хейгдорн находился в замешательстве и с сомнением качал головой. Бодри возвел руки к потолку: «Ксантен, вы всех нас заставляете нервничать. Прихóдите сюда и внушаете ужасное предчувствие неотвратимой беды – но зачем? В цитадели Хейгдорн мы в полной безопасности, как в материнской колыбели. Что мы выиграем, лишившись всего, что имеем – чести, достоинства, удобств, удовольствий цивилизации – только для того, чтобы крадучись блуждать по диким пустошам?»
«Джентльмены Джанейли тоже считали, что они в безопасности, – возразил Ксантен. – И где теперь Джанейль? Все умерли, камзолы заплесневели, вино скисло. Что мы выиграем, „крадучись блуждая по пустошам“, как вы выразились? Жизнь! Кроме того, я намерен сделать гораздо больше, не только скрываться».
«Могу представить себе сотни ситуаций, в которых смерть предпочтительнее жизни! – отрезал Иссет. – Почему я должен умирать унизительно и бесчестно? Почему я не могу провести достойно последние годы?»
В зал зашел Б. Ф. Робарт: «Советники! Меки приближаются к цитадели Хейгдорн».
Хейгдорн спросил, дико озираясь: «Мы хоть в чем-нибудь согласны? Чтó нам делать?»
Ксантен всплеснул руками: «Пусть каждый находит тот выход из положения, какой считает лучшим. Мне больше нечего сказать. Хейгдорн, не соизволите ли вы распустить совет, чтобы я мог уйти по своим делам? Крадучись блуждать по пустошам?»
«Совет распущен!» – объявил Хейгдорн, и все вышли на бастионы посмотреть, чтó происходит.
По дороге, ведущей к цитадели, с мешками за плечами брели смерды, жившие в окружающей сельской местности. В противоположном конце долины, на краю Варфоломеева леса, плотную группу самоходных фургонов окружала бесформенная золотисто-коричневая масса: меки.
Ауре указал на запад: «Смотрите! Они идут оттуда, вверх по Длинной Ложбине!» Повернувшись на восток, он воскликнул: «А там, у Понтонного моста – тоже меки!»
Все, как один, советники обернулись к Северному хребту. О. З. Гарр протянул руку, указывая на неподвижную цепь золотисто-коричневых фигур: «И там они ждут, паразиты! Нас окружили! Что ж, пусть ждут!» Он развернулся на каблуках, спустился на лифте к площади и быстро прошел к чертогу Зумбельдов, где провел остаток вечера, занимаясь дрессировкой Глорианы, подававшей большие надежды.
2
На следующий день меки приступили к регулярной осаде. Повсюду вокруг цитадели Хейгдорн появились признаки их деятельности: навесы, склады, бараки. С внутренней стороны кольца, образованного этими постройками, чуть дальше радиуса действия лучевых пушек, самоходные фургоны начали воздвигать грунтовые насыпи.
Ночью эти насыпи продвинулись ближе к цитадели; то же самое произошло следующей ночью. Наконец назначение насыпей стало очевидным: они прикрывали проходы или туннели, ведущие к утесу, служившему опорой цитадели Хейгдорн.
На следующий день некоторые насыпи достигли основания утеса. Вскоре под дальние концы насыпей стали заезжать вереницы самоходных фургонов, груженых землей. Они появлялись у подножия утеса, сваливали груз, разворачивались и снова скрывались в туннелях.
