Я опасалась царского гнева, но чувствовала облегчение оттого, что теперь не одна вынуждена была за него бояться.
* * *
Домой Ксэнар вернулся поздно и встречен был совсем не приветливо.
На улице уже стемнело, и источником света нам служил разожженный в камине огонь. На столике вместо привычного чайного набора стояло две бутылки. В одной таилось совсем уж что-то огнеопасное, во второй — вино.
Вторую бутылку Сэнар принес после того, как я чуть не задохнулась, отпив из первой.
Атмосфера в помещении царила соответствующая случаю — гнетущая.
— Когда ты собирался сказать мне, что Сердце пробудилось? — мрачно спросил Сэнар, когда его брат только показался в зале второго этажа.
Ксэнар не удивился. Он с осуждением посмотрел на меня.
— Я же просил.
— У вас в груди камень, а это ваш брат, — выдала я что-то бессвязное, не успевшее собраться в понятное объяснение. И жалобно добавила: — Простите.
— Не злись на девочку, она сделала то, что должен был сделать ты, — вступился за меня Сэнар. — Когда Сердце пробудилось впервые?
Мне было интересно, что происходит, но Сэн не хотел мне ничего рассказывать, переложив всю ответственность по моему просвещению на плечи своего брата. Потому сидела я ничего не понимающая, крайне заинтересованная, но тихая. Подгадывала момент, когда царя можно будет атаковать вопросами.
— Этой ночью, — послушно ответил Ксэнар, не отводя от меня укоризненного взгляда. Я потупилась и заерзала в кресле. — Нэшар уже отправил сов, они все проверят.
— Стало быть, Нэш знает.
— Он пастух, — напомнил царь.
И ушел, оставив меня с моими вопросами и подозрениями.
Сэнар молча наполнил бокал до краев огнеопасной жидкостью и выпил, ни разу даже не поморщившись.
Глядя на это, я скривилась, все еще ощущая на языке обжигающую горечь.
— Ну и гадость.
— И не говори, — рассеянно согласился Сэн.
Чаепитие этой ночью не предвиделось, и я довольно скоро сбежала в комнату. Решила лечь пораньше, но уснуть не могла. Неспокойно было. Неопределенно и тревожно.
Пару раз я выглядывала в коридор, просто чтобы убедиться, что Ксэнар не лежит где-нибудь там, в темноте. Один раз даже в ванную сходила, но там было тихо и пусто. Никаких царей.
— В конце концов, он уже взрослый, — пыталась я себя успокоить, — сам знает, что для него лучше.
Закрыла дверь в ванную и решительно направилась в спальню.
Не свою.
Потому что он, может, и взрослый, но заботиться о себе точно не умеет.
Я долго топталась под дверью, набираясь смелости, и в конце концов постучала, о чем сразу же пожалела.
Раньше, чем я успела струсить и сбежать, Ксэнар открыл.
— Что-то случилось? — спросил он, озадаченно оглядев меня, вытянувшуюся перед ним по струнке.
— У меня? Нет. А у вас? Чувствуете себя хорошо?
Сначала он не понял, о чем я, а когда понял, обиделся.
— Все в порядке.
— Уверены? — на всякий случай спросила я. — Камешек не беспокоит? Не испытываете желания упасть в обморок?
Я чувствовала себя неловко, из-за чего говорила совсем не то, что хотела, отчего мое искреннее беспокойство выглядело как издевательство.
— Это был не обморок, — оскорбился Ксэнар.
— И вы не валялись вчера на полу в уборной.
— Рагда!
Я виновато вжала голову в плечи.
— Простите, просто… с вами точно все хорошо?
Он кивнул.
— И вы не обманываете меня сейчас, чтобы я поскорее ушла?
Я хорошо помнила, как жутко мне было, когда я его увидела. Ксэнар был похож на труп, и я до истерики боялась, что он действительно умрет.
— Рагда, я очень ценю твою заботу, — сдержанно соврал Ксэнар, — но все под контролем, и тебе не о чем беспокоиться. Иди спать.
— Я не беспокоюсь. — У меня был выбор: промолчать и сделать так, как он просит, то есть пойти спать, или признаться. Я выбрала второе. — Я испугалась. За вас.
Ксэнар тяжело вздохнул. Он не представлял, что делать с впечатлительными барышнями. Подозреваю, в обычное время заботы подобного толка ложились на плечи Сэнара, но в этот раз царь не мог спихнуть все на брата.
— Вы же не планируете в ближайшее время умирать? — пытливо спросила я. Это был не последний вопрос, который мне бы хотелось ему задать, но самый важный.
Он сдался. Отступил, освобождая мне проход, и велел:
— Зайди.
Я вошла. Зажмурилась, когда неожиданно вспыхнул свет. Потом мне предложили присесть, я согласилась и, полуслепая, добралась до стула.
Ксэнар шел следом за мной и, когда я села, опустился рядом на колени.
Неладное я заподозрила, когда он зачем-то накрыл мои руки своими.
— Меня ждет серьезный разговор, да? Ругать будете?
— Не стану скрывать, меня огорчило то, что ты рассказала все Сэнару. Сейчас слишком рано.
— Для чего рано?
— Для беспокойства. Мы не знаем, почему Сердце Топи ожило. Это может быть плохой знак или начало нового цикла. Если это перерождение Топи, ничего страшнее моих приступов Зыбь не ждет.
— А если нет?
Ксэнар помрачнел.
— Не думай об этом.
— Ладно. — Я не возражала. Еще моя няня говорила: если не думать о беде, она тебя не заметит и пройдет стороной. Несмотря на все, что со мной уже успело произойти, я до сих пор верила ее словам. Да и было кое-что другое, важнее возможных проблем. — Так, значит, камень у вас в груди — Сердце Топи.
Когда Арис говорил о Сердце Топи, я представляла что-то красивое и мощное. Возможно, какой-нибудь сильный артефакт, запертый в самой надежной сокровищнице. В моем представлении это было какое-то украшение. Скипетр, корона, кольцо… да что угодно.
Действительность оказалась страшной, тусклой и неожиданной.
— Да.
— И что он там делает? — Я указала взглядом на его грудь.
— Позволяет мне жить.
Это меняло все. План Ариса оказался провальным. Я не могла добыть для него Сердце Топи, потому что забрать сердце у Ксэнара значило убить его. А на это я не могла пойти даже ради мести. Даже ради того, чтобы увидеть, как Пламенеющий сгорит в собственном огне.
Я никогда не смогу вернуться домой…
И мысль эта, болезненная и горькая, подарила мне облегчение. В будущем меня не ждал сложный выбор, потому что выбора не было. Мне не нужно было предавать эва. Я не могла их предать.
