– Местный заводчик собак.
Кляйнерт оказался шустрее и прочел первым.
– Вернер Реус? – воскликнул он, прочитав. – Да он же законченный псих!
– Может, и так, – обиженно ответил Шуллер, – но специалиста лучше его в округе нет. Если кто-то разводит рёткенов, он наверняка в курсе.
Потрясенный комиссар отдал листок Ньеману.
– Удачи, – пожелал гном и пошел назад в лабораторию.
Полицейские вышли за стену, и взгляду Ньемана открылся неожиданный кадр. Полдень еще не наступил, но собиравшаяся гроза «доедала» день, и серебристый ртутный свет заливал равнину. Где-то недалеко шумели листья кипарисов, совсем как тибетские молитвенные флажки. Фантастический вид взбодрил сыщика.
– Хозяйство Реуса находится в двадцати километрах отсюда. Вы идете? – спросил Кляйнерт.
– На псарню, набитую перевозбужденными кобелями? – Ньеман криво улыбнулся. – Ну уж нет, благодарю. С вами поедет Ивана. Встретимся здесь, когда освободитесь.
– А вы чем займетесь? – изумилась хорватка. – Куда направитесь?
Ньеман открыл дверцу «вольво»:
– Когда на поверхность всплывает прошлое, самое время поинтересоваться предками.
25
– Мне очень нравится ваше имя.
«Ну вот, – подумала она, глядя на дорогу, – сейчас начнется пятнадцатиминутка соблазнения по-немецки. Ужас какой…»
К слову сказать, она терпеть не могла свое имя. Ее всегда принимали за героиню русского романа, которая годится лишь на то, чтобы броситься под колеса поезда, пришедшего из Владивостока. Она – хорватка, черт побери! Она пережила нападение отца, пытавшегося прибить ее домкратом, не погибла при бомбежках в Сербии, снайперы не застрелили ее в Сараеве, не погубила убойная наркота в юные годы, так при чем здесь самоубийственные страсти девятнадцатого века?
– Оно хорватское, – нейтральным тоном сообщила она.
Обычно такой ответ усмирял пыл поклонников. На ум сразу приходили груды костей, варвары в полевой форме, умирающее от голода население. Ивана удивлялась: почему люди не вспоминают Дубровник и пляжи Адриатики, как получается, что образы войны всегда довлеют над воображением человека?
Кляйнерт молча кивнул – он был сосредоточен на дороге. Словно управлял дроном, несущим ракеты «в подарок» талибам.
Ивана злилась на Ньемана за то, что бросил ее на съедение. Расследование принимает безумный оборот, а она сопровождает немецкого мушкетера! Ну вот куда он отправился? «Расспросить предков». Лейтенант достаточно хорошо знала своего шефа и догадывалась, что Ньеман поехал к Францу, старому одинокому дядюшке, который «отшельничает» в замке с башенками.
Почему он не взял ее с собой?
– Давно работаете с Ньеманом?
– Несколько месяцев, но знакомы мы много лет, – не вдаваясь в детали, ответила Ивана. – Он был моим преподавателем в полицейской школе.
– Не представляю его в роли ментора.
– Почему?
– Он необычный человек, согласны?
Гроза приближалась – и никак не могла разразиться, все вокруг потемнело, но время от времени солнечный луч взрезал тело туч, и горизонт становился серебристым.
– Он лучший полицейский из всех, кого я знаю! – Ивана кинулась на защиту обожаемого шефа. – Он руководил несколькими бригадами в Париже и был тяжело ранен в ходе расследования под Греноблем. А когда поправился, пошел преподавать полицейскую науку будущим лейтенантам.
– Он мог бы вернуться на какой-нибудь ответственный пост.
– Возникли проблемы… – Ивана колебалась, стоит ли продолжать. – Его методы не всегда устраивали начальство.
Кляйнерт в ответ только хмыкнул.
– Вы ничего о нем не знаете. – Ивана напряглась. – Повторюсь: он – лучший!
Немец понял намек: не лезь куда не просят, не дави, отстань! Он съехал на узкое ответвление главной дороги. Деревья сплелись над ней верхушками, образовав не пропускающий света тоннель. Внезапно стало совсем темно. Время от времени в просветах между стволами мелькали поля, пастбища, загоны со стоящими на приколе сельскохозяйственными машинами, уткнувшимися в черную землю стальными зубьями ковшей.
Зрелище было мирное и величественное, но от этой красоты – слишком необъятной, слишком натуральной – лейтенанту Богданович становилось не по себе. Горло свело судорогой, она задохнулась… как нормальные люди от выхлопных газов. Привычной средой обитания для нее была городская вонь.
Кляйнерт то и дело поглядывал на Ивану – искал и не находил новую тему для разговора. «Ну и тугодум, – мысленно усмехнулась француженка, – так напрягся, что мозги скрипят, как арахисовая скорлупа!»
Она решила помочь комиссару и, не оригинальничая, заговорила о работе:
– Есть новые мысли насчет места вчерашнего преступления?
– Вряд ли это можно назвать местом преступления…
– Вы меня поняли.
– Нового нет ничего. Ни по месту, ни по Юргену. Ни следов, ни отпечатков, разве что несколько примятых травинок. Это необъяснимо. Человек, которого заметил Ньеман, просто испарился.
По тону Кляйнерта Ивана поняла: теперь он верит Ньеману, а накануне ночью, в лесу, был до крайности скептичен.
– Что дал осмотр окрестностей?
– В такой час? В лесу, который является собственностью Гейерсбергов? Из всех свидетелей у нас только егеря да охранники, а они ни черта не видели. Все в точности как с Юргеном – никаких следов, ни одного свидетеля, не захочешь, а поверишь в призраков…
Ивана прижалась затылком к подголовнику и закрыла глаза: пусть взгляды Кляйнерта ласкают ее, как солнечные лучи на пляже.
Звонок мобильника не позволил ей насладиться ролью Спящей красавицы. Она ответила, уверенная, что это Ньеман, но ошиблась и услышала молчание, то самое, что душило ее по утрам, как могучий боа-констриктор, молчание человека, с которым она не рассталась бы за все сокровища мира.
Ивана спрятала телефон в карман, молясь, чтобы Кляйнерт не заметил, как она расклеилась.
Фотографию на дисплее он точно успел разглядеть.
– Проблемы с дружком?
– У меня нет дружка… – отрезала Ивана.
– Простите… показалось…
Она резко повернулась, придвинулась почти вплотную и спросила:
– Ну а вы, герр комиссар?
– Что – я?
– Вы женаты?
Кляйнерт изменился в лице:
– И отец двух детей. Женат двадцать два года. Я рядовой провинциальный функционер. Мелкий и мало кому интересный.
Ивана, желавшая своим вопросом всего лишь подначить коллегу, не ожидала подобной реакции. Она выдала себя, не сумела скрыть удивления. Придурок провел ее, разыграв холостяка без кольца на пальце.
