Кляйнерт не сумел скрыть удивления.
– Обидчики этой семьи напали этим вечером на нас, – объяснил Ньеман. – Или их последователи. Иногда остывший след оказывается самым горячим.
Краем глаза сыщик заметил, что Ивана медленно качает головой, продолжая писать. Это простое движение означало: «Вы больше не мой преподаватель, так что засуньте эти фразочки… сами знаете куда!»
36
Он не спал всю ночь, слишком много адреналина выбросилось в кровь из-за пережитого после очередной встречи с собакой страха.
В девять утра позвонил Кляйнерт. У него было две новости, одна хорошая, другая плохая. Как обычно. Плохая заключалась в том, что все камеры на улочках Фрайбурга оказались «заколдованными».
– У нас нет ни одного изображения байкеров и никаких свидетелей – спасибо дождю. Зато мы выяснили, где обретается семья Вадоче. Цыгане живут к северу от Фрайбурга, в окрестностях Оффенбурга, у французской границы.
Ньеман сидел за рулем «вольво», Кляйнерт и Ивана расположились на заднем сиденье. Работа предстояла адская, но они решили не разделяться. Пассажиры с помятыми от недосыпа лицами молча пили чай с пряностями. Ньеман тоже помалкивал, пребывая в мрачном состоянии духа. Мимо мелькали кресты, статуи Христа на холмах, прибитые к дверям распятия…
Два дня назад он пересек границу страны и с тех пор испытывал глухое беспокойство. Ощущение было такое, как будто на организм действовало низкочастотное излучение, пробирая до потрохов. Расследование и Гейерсберги не имели к этому отношения, дело было в детстве.
Ньемана растили в ненависти к Германии.
Эльзасская бабушка внушила ему это жгучее чувство к «немецкому отродью»: к бошам и фрицам. В половине тогдашних фильмов обязательно присутствовал персонаж в кителе с молниями-рунами на воротни- ке-стойке, говорящий на «оловянном» французском. Странно, но бабушка ненавидела не нацистскую державу, оккупировавшую пол-Европы, устроившую холокост и убившую миллионы людей. Она питала жгучее, испепеляющее душу чувство к… ворам, которые захватили Эльзас и навязали его жителям свою позорную культуру.
Бабушкино воспитание «пометило» Пьера Ньемана навсегда. Потом были Фассбендер, «Берлинская трилогия» Боуи
[32], падение Стены, но Германия навечно осталась для него страной негодяев, которые говорят с лающим акцентом и носят форму с галунами… Чужой, враждебной землей.
Он прогнал философские мысли: сидевший рядом Кляйнерт читал вслух жизнеописание Жозефа Вадоче. Да уж, это не мальчик из церковного хора. Его много раз арестовывали за хранение краденого, грабеж, мошенничество, физическое насилие, сутенерство… Жозеф был цыган, Ньеман встречал сотни ему подобных, живущих от одной посадки до другой, как пловец между двумя гребками.
– Теперь у Вадоче есть лицензия на разъездную торговлю фруктами и овощами, но, по мнению коллег из Оффенбурга, его груши и арбузы – прикрытие для мелкой контрабанды. Бензин, сигареты…
Одна мысль не давала майору покоя со вчерашнего дня. У Вадоче был серьезный мотив для убийства Юргена и любого другого члена семейства VG – искалеченная собакой малышка. Но совершенные преступления были не характерны для цыган, а если предположить, что убийца лично выдрессировал рёткена, нужно иметь совсем уж извращенный ум, чтобы поступать так.
– Подъезжаем, – предупредила Ивана.
Они увидели забетонированную площадку, где в круг стояли трейлеры, совсем как фургоны героев вестерна, опасающиеся нападения шайеннов
[33].
Ньеман сразу понял: что-то не так. Вид у стоянки безупречный, машины дорогие, трейлеры шикарные и совсем новенькие. Ничего общего с обычным для цыган бардаком. Им комфортно, только если вокруг нагромождены старые шины, помятые кузова тачек и мангалы с еще теплым барбекю.
Он вышел из машины, сделал несколько шагов и увидел обитателей лагеря: все были белокурыми.
– Это не цыгане.
– Что, простите?
– Повторяю, они – НЕ цыгане, а ениши.
– ?..
Кляйнерт выглядел так, словно ему вдруг открылось, что у клевера и люцерны нет ничего общего. Однако это меняло все.
У Ньемана был большой опыт общения с «кочевниками», он даже немного говорил на их языке и рассчитывал, что это поможет сломать лед. Но ениши… Он едва понимал, что они такое. Племя корзинщиков темного происхождения, расселившееся по Швейцарии, Эльзасу и Германии. Бабушка называла их белыми призраками, которые водятся в камышах и плетут корзины, пленяющие души…
Глядя на крепких, красных от загара парней в шортах и майках, отдыхавших в шезлонгах, Ньеман говорил себе: «С этими твои обширные познания бесполезны…»
– Вы молчите, говорю только я! – приказал он своим спутникам.
Идя к трейлерам, он подмечал знакомые детали: трубы и кабели на земле – местные откуда-то воруют воду и электричество, женщины стирают белье в навороченных машинах, установленных в прицепах, дети, похожие на обычных городских ребятишек, колесят на велосипедах…
Сыщик направился в группе здоровяков, пивших пиво рядом с новенькой «Aуди Q2».
– Вы говорите по-французски? – спросил он, сэкономив улыбку.
– А ты как думаешь? – ответил парень с эльзасским акцентом землекопа. – Мы путешествуем, день по эту сторону границы, день по другую…
– Мы ищем Жозефа Вадоче.
– Зачем?
– Хотим поговорить.
Цыган сделал жест, означавший: «Жалкие легавые, только и умеют, что языком молоть…» – потом указал бутылкой на группу старших, которые играли в карты под навесом.
Несмотря на цвет волос, ениши сильно смахивали на обычных цыган, и к Ньеману вернулась вера в себя.
Полицейские пошли к трем мужчинам, которые выглядели почти так же выразительно, как карты на складном столике. Всем около пятидесяти, напоминают обгоревших до красноты англичан, на голове у каждого небольшая шляпка вроде борсалино, давшего усадку при стирке.
Ньеман по наитию обратился к тому, кто показался ему главным:
– Жозеф Вадоче.
Краснолицый ениши глянул на него одним глазом:
– Вы те самые французские легавые?
Еще одна общая для всех цыган особенность: живя вне мира оседлых народов, они всегда в курсе всех событий.
Ньеман представился и объяснил цель визита:
– Заранее прошу прощения, но нам необходимо поговорить о несчастье, случившемся с вашей семьей много лет назад. О несчастном случае с собакой…
