– Выходит, его могли кокнуть противники охоты или разгневанные хлебопашцы?
Ивана загадочно улыбнулась. Ньеману нравилось, когда она изображала девчонку-проказницу, смотрела искоса, прячась за вельветовым воротником куртки.
– Местные активисты антиохоты – злобные ребята.
– Но отрезать голову…
– Они могли срежиссировать смерть Юргена напоказ, в назидание другим.
Ньеман решил вернуться к старым добрым вариантам:
– Как насчет убийцы-психа? Такие действуют, не зная жертву, подчиняясь голосу своего безумия. Юрген вполне мог столкнуться с подобным типом…
– Жандармы прошерстили картотеки Эльзаса и Баден-Вюртемберга и не нашли ни похожих убийств, ни заявлений о сбежавших пациентах психлечебниц. Если на Гейерсберга напал психопат, это его первое преступление. Есть одна деталь, свидетельствующая в пользу такой гипотезы.
– Какая?
– Полнолуние. Ночное светило было на пике своего цикла, когда выпотрошили миллиардера.
Его привычное «возбуждающее» средство – кровь, безумие, тайна… Ньемана затрясло. Он умер, воскрес и теперь все время зяб, словно тело так и не обрело прежних свойств.
– Что говорит семья?
– Немецкие коллеги едва осмелились их опросить. Это одна из причин, по которой нас туда отправили; решили, что французам будет сподручнее трясти клан. Первый поворот направо.
– Можешь сказать, куда мы едем?
– Поговорить с врачом, который наблюдал за вскрытием.
– «Наблюдал»? Что еще за новости?
– Спецмера. Шенген – он и для трупов Шенген, а у Гейерсбергов длинные руки. Здесь налево.
Ньеман подчинился указанию своего штурмана, и они оказались на каменистой тропинке, полностью затененной деревьями. Их коричневые с зеленым верхушки сплелись и образовали что-то вроде лестницы в небо.
– Не понимаю… Мы что, не едем в больницу?
– Теперь все время прямо.
4
Дорога внезапно раздвоилась, и внизу показалось озеро. Гигантское зеркало сверкало на солнце, его контуры скрывались за бахромой из черных елей. Волны меняли цвет от серо-стального до аспидного и казались единой непроницаемой массой.
– Озеро Титизе, – объявила Ивана, радуясь, что сумела впечатлить Ньемана.
Он смотрел на шале, прилепившиеся к склонам вокруг водной глади. Совсем новые, но умело состаренные, деревянные строения навевали мысль о согревающем душу вневременье. Картинка на шоколадке.
Ньеман перевел взгляд на идеально гладкую, хромированную поверхность воды. Озеро напоминало месторождение особого минерала, в котором когда-то закаляли бомбы для люфтваффе.
Они снова повернули, и озеро исчезло. Перед ними оказался очередной хвойный туннель… Комиссар не понимал, куда они, к черту, направляются.
– Филипп Шуллер, – пустилась в объяснения Ивана, – живет в общине, в центре, входящем в состав Общества Макса Планка
[8], это аналог нашего Национального центра научных исследований
[9] – исследователи совершенно автономны, их лаборатории используют солнечную энергию, они выращивают овощи на собственном огороде и варят мыло.
– Гениально.
В разговоре об экологии и ее защитниках Ньеману ни разу не удалось удержаться от насмешливого тона, хотя он знал, что эти люди на правильной стороне в борьбе за будущее.
Словно подтверждая рассказ Иваны, пейзаж изменился, изгнав все признаки современной цивилизации: ни тебе линий электропередач, ни человеческого жилища. Природа равнодушно взирала на окружающий мир с высот своего ледяного величия.
Начался спуск в небольшую долину, где за стеной, увитой диким виноградом, укрылось несколько ферм.
– У тебя адрес точный? – поинтересовался Ньеман (он совсем перестал ориентироваться). – Что они тут делают, козий сыр?
– Прекрати, Ньеман, эти ребята принадлежат будущему.
– Ты только посмотри, один из семи гномов решил нас встретить.
У мужчины действительно были борода и брюхо, но роста он оказался обычного, человеческого, хотя круглые очки, посох и улыбка на румяных щеках делали его похожим то ли на Умника, то ли на Весельчака из свиты Белоснежки.
– Тормозите, – велела Ивана, – это, видимо, Шуллер. Я предупредила его о нашем приезде.
Ньеман послушался и остановился рядом с хозяином сказочного места.
– Прошу прощения, – сказал «гном», наклонившись к окну водителя, – мы не пускаем машины на хутор.
Французский у него был великолепный во всех отношениях, если не считать намека на акцент – немецкий или эльзасский.
– Это охраняемая зона, – добавил он и указал на небольшую земляную площадку. – Наша парковка.
Выйдя из «вольво», Ньеман заметил, что стена ограды и разнообразные виды деревьев вокруг домов создают некое подобие японского сада. Цвета, расположение, равновесие – все было призвано внушать покой.
Покончив с представлениями, полицейские последовали за Шуллером. Все «знаки» были в зеленых тонах: лишайники, папоротники, крапива украшали портик, с каждым шагом запах навоза становился сильнее. Так ищут будущее? Кроме шуток?
Во дворе скепсис Ньемана только усилился: женщины вручную стирали белье в оцинкованных тазах, некоторые мужчины возили компост в тачках, другие – все бородачи – сидели за длинным деревянным столом и лущили горошек…
– Внешность обманчива, – улыбнулся Шуллер, – наши исследователи – лучшие в Европе, есть даже один нобелевский лауреат!
– И чем конкретно вы тут занимаетесь? – с сомнением в голосе спросил Ньеман.
– Биологией. Физикой. Генетикой. Ищем решение экологических проблем.
– Но вы еще и семейный врач Гейерсбергов? – вмешалась Ивана.
– Разве это не одно и то же? – усмехнулся в ответ толстяк. И добавил, как будто сразу пожалел о сказанном: – Простите дурака, неудачный момент для шуток. Бедняга Юрген… Я ведь присутствовал при его рождении, понимаете? Сюда, пожалуйста…
Шуллер пошел к главному зданию, над дверью которого висели колокол и аист из кованого железа. Ньеман последовал за провожатым, то и дело косясь на «лучшие умы», больше всего напоминавшие последователей хиппи семидесятых.
