– Если нужен трофей – да. Устраивают «резню».
Ньеман боковым зрением заметил улыбку Иваны – она оценила точность определения.
– Убийца знаком с физиологией? – спросил он. – Он может быть медиком? Хирургом?
– Он охотник, этого достаточно. Хороший, опытный охотник. Приведу другой пример: чтобы извлечь внутренности, он распилил ребра вдоль грудины, как делают профессионалы в лесу.
Комиссар размышлял о Юргене фон Гейерсберге. Деталей он не знал, но легко мог представить, что это был за человек. Молодой, образованный, сказочно богатый. Отличный спортсмен. Ничто не предвещало, что он умрет, зарезанный, как кабан, вульгарно, кроваво, жестоко.
Что пытался сказать им убийца?
– Благодарю, профессор, пока это все.
– Пока?
Ньеман вежливо кивнул:
– Мы очень внимательно изучим ваш отчет, и у нас, скорее всего, появятся новые вопросы.
– Я не должен подписать мои сегодняшние показания?
– Сегодняшняя наша беседа была «не на камеру».
Ивана покривилась – ее слегка покоробила гротескная журналистская формулировка, хотя она с полпинка уловила посыл напарника: здесь, в шестистах километрах от Парижа, за пределами французских границ, они не станут заниматься бюрократической волокитой.
Ньеман решил продвигаться вперед, руководствуясь инстинктом, и не оставлять следов. Кроме того, его немецкий был недостаточно хорош, чтобы читать отчет в подлиннике, но он хотел держать профессора при себе в качестве консультанта: им необходим опытный охотник.
Один вывод он уже сделал: убийца – любитель травли в одиночку.
6
– Будет очень мило с вашей стороны, если в следующий раз вы поделитесь информацией до опроса свидетеля, – недовольным тоном произнесла Ивана, шагая рядом с Ньеманом по двору исследовательского центра.
– Успокойся. Я действовал по наитию.
– Бросьте, вы меня поняли. Не люблю выглядеть идиоткой.
На самом деле Иване больше всего не понравилось, что два мачо обсуждали при ней искусство охоты и способы убийства беззащитных животных.
Она ошибалась. Ньеман не был ни экспертом, ни даже охотником «по случаю». Всеми догадками он был обязан многолетнему близкому знакомству с огнестрельным оружием.
– Нужно позвонить в жандармерию, – напомнил он, когда они вышли из центральных ворот.
– Бессмысленная затея, они на нас дуются. Нет, еще хуже – они нас игнорируют.
Ивана достала телефон на подходе к «вольво». Было около пяти, день клонился к закату, и небо приобрело странный серо-желтый цвет.
– Будем надеяться, что немецкие легавые больше склонны к сотрудничеству, – сказала она, залезая в машину.
Ничего менее надежного… Их первое расследование «осенили» дурные предзнаменования. Молодого миллиардера принесли в жертву, как оленя. Работать придется на иностранной территории. Жандармы наверняка считают, что сделали свою работу, а тевтонцам меньше всего нужны советы коллег-«лягушатников»…
Комиссар закрыл глаза. Последние, не успевшие улететь птицы подняли жуткий галдеж наверху.
Он открыл глаза, и в этот самый момент крошечные черные точки прыснули в разные стороны, как дробь из двустволки.
Ньеман стряхнул с себя секундный морок и сел за руль.
– Чем ты занята? – спросил он.
– Решила все-таки написать жандармам. Нам необходимо полное досье.
– Будь полюбезнее.
– Я всегда сама любезность. Вы же меня знаете.
– Что делаем дальше? – спросил Ньеман, трогаясь с места.
– Займемся серьезными вещами, – ответила Ивана, открыв навигатор. – Лаура фон Гейерсберг, сестра Юргена, живет на вилле в нескольких километрах отсюда. На выезде с дороги нам направо.
Они вернулись к озеру. Вода потемнела и теперь напоминала то ли угольный разрез, то ли гигантскую лужу мазута. Холодный черный материал ассоциировался с кругами Дантова Ада.
Ивана опустила стекло и закурила. Они заключили договор: дымить только в окно. У Ньемана кошки на душе скребли при одной только мысли, что Ивана может прожечь приборную доску из орехового дерева, а дорогие кожаные сиденья пропитаются запахом дыма, но он запретил себе ворчать. Его тошнило от современного общества, запрещающего все «пороки» во имя общего блага. Он никогда не станет поддерживать скрытую – худшую из всех возможных – диктатуру здравого смысла.
Он рулил и краем глаза наблюдал за молодой коллегой: она глубоко затягивалась, как астматик кислородом из маски. Мадемуазель Парадокс. С одной стороны, она очень о себе заботится – не ест мяса, потребляет только экопродукты, занимается йогой… С другой – ежедневно себя разрушает, дымя как паровоз, а с наркотой и спиртным завязала только потому, что в какой-то момент испугалась передоза или алкогольной комы. Ивана то и дело поминала спасение природы и будущего планеты, но за городом не была ни разу и уютно себя чувствовала только в городе, дыша СО2.
– Сколько лет этой графине? – спросил он.
– Тридцать два. Она на два года моложе Юргена. После смерти родителей брат с сестрой встали у руля компании VG. Теперь ей придется выпутываться одной.
– От чего умерли мать с отцом?
Ивана вытащила из кармана айпад:
– Она покончила с собой, его убил рак, соответственно в две тысячи двенадцатом и две тысячи четырнадцатом году.
– И что, не нашлось никого постарше этих ребятишек, чтобы управлять фирмой?
– Предыдущее поколение состояло из трех братьев: Фердинанда, отца Юргена и Лауры, Герберта – он умер молодым, дав жизнь двум мальчикам, и Франца – о нем мы уже говорили, он жив, но бездетен.
– Что, если этот последний решил убрать племянника и на склоне лет взять бразды правления в свои руки?
– Все может быть, нужно проверить его алиби.
– А кузены, дети Дитера?
– Акционеры всегда доверяли Юргену и Лауре, а по результатам VG – в десятке первых. Нет причин полагать, что Юргена заменит на посту другой Гейерсберг.
– А как насчет соперничества между братом и сестрой?
– Проверим. Не исключено, что она следующая в списке намеченных жертв…
По обе стороны дороги стеной стояли ели. Только ели – и никаких столбов и указателей. Лес поглотил цивилизацию…
– Далеко еще?
– Мы уже на землях Гейерсбергов.
Ньеман мгновенно осознал меру богатства семейства, владеющего тысячами гектаров Черного леса. Гейерсберги уничтожили все следы цивилизации в своих владениях. Зачем? Чтобы удобнее было охотиться и легче дышать. После встречи с последователями хиппи, обитающими в «незагрязненном пузыре», полицейским предстояло общение с аристократами, свирепо охраняющими свою «песочницу».
