Страха не было. Ньеман действовал спокойно и уверенно, у него даже очки уцелели каким-то невероятным образом – все это внушало доверие, успокаивало.
Покой снизошел и на лес. Иване чудилось, что по ее жилам течет густой, золотистый, липкий сок, похожий на смолу хвойных деревьев. Энергия земли, питающая корни, поможет ей выжить.
– Что у меня с лицом? – спросила она, повернувшись к Ньеману. Странно, но из многочисленных порезов на его висках кровь почему-то не текла. Он поднялся на ноги и пригляделся.
– Все нормально, все хорошо, не напрягайся. Порез на лбу… Жить будешь.
Она закрыла глаза. От запахов смолы, срезанной травы, влажной земли кружилась голова. Иване показалось, что с ней все в порядке, но в этот момент ее повело, затошнило, из горла гейзером ударила рвота. Она упала на колени, сжала ладонями виски, боясь, что голова вот-вот расколется, как гнилой орех.
– Ивана…
Голос Ньемана прозвучал совсем глухо.
– Вызови помощь, – приказал он, укладывая Кляйнерта на подстилку из мха и папоротника.
Она вынула из кармана мобильник – это стоило ей неимоверных усилий, – набрала номер Центрального комиссариата Фрайбурга и поняла, что сигнал не проходит. Еще одна особенность земель Гейерсбергов: ничто не должно заглушать голос Леса.
Она почувствовала чье-то присутствие за спиной и резко обернулась. Ньеман… Фффу, напугал.
– Сигнала нет, шеф, – доложила она, вставая.
– Возвращайся назад по дороге, ищи помощь.
– Что? Да это же десять километров, не меньше, а я едва на ногах стою.
– До ближайшей деревни двадцать километров, так что иди на восток. Если повезет, скоро поймаешь Сеть.
Ивана огляделась: Ньеман стоял, обдуваемый ветром, обсыпанный осколками, с израненным лицом, Кляйнерт лежал у подножия ели – скорее мертвый, чем живой, а она стояла на подгибающихся ногах, хрипло дышала и смаргивала капающую с век кровь.
– А вы?
– Я? Я их задержу.
– Уверены, что нет идей попродуктивнее? Более оригинальное решение в голову не приходит?
Он подтолкнул ее к дороге. Пинка под зад не дал, а ведь хотелось.
– Иди все время прямо. Если ветер не сменится, у тебя есть шанс.
– При чем тут ветер?
– Беги, кому сказано! Они уже здесь.
– Что?
– Не понимаешь? Охота началась.
И тут до Иваны дошло: их обездвижили в этом месте, чтобы начать карательную операцию, как делали гитлеровцы на Восточном фронте во время последней войны.
Она вообразила собачий лай, треск веток, перекликающиеся голоса. Она ошиблась.
Начиналась охота с подхода.
Не произнеся больше ни слова, лейтенант Богданович кинулась бежать навстречу солнцу.
62
Ньеман посмотрел на Кляйнерта. За тридцать лет работы «на земле» он не усвоил даже элементарных приемов оказания первой помощи, ни черта не понимал в медицине и не мог сказать, в каком состоянии находится немец: умирает от внутреннего кровотечения или у него всего лишь сломано несколько ребер и порезано лицо…
Он взял пистолет немца, вложил ему в руку – мера чисто символическая, теперь остается только молиться, чтобы Кляйнерт очнулся до того, как появятся убийцы. Есть слабенькая надежда, что хищники его не найдут, хотя камуфляж из еловых веток получился хилый.
Теперь нужно решить, что делать: остаться и защищать коллегу или уйти вглубь леса, уводя убийц за собой? Черные охотники и впрямь решили затравить человека или пытались убить их «случайно»?
Он проверил патронник и прислушался: ему показалось, что по живому лесу движется странная, глубокая тишина. Охотники заходят со спины, или идут прямо на него, или вот-вот появятся на одном из флангов…
Он попробует исполнить сольную партию. Охотники, по логике вещей, займутся самой интересной дичью – той, что все еще держится на ногах и может оказать реальное сопротивление, а уж потом вернутся к агонизирующему комиссару полиции и самке. Для фаната охоты с подхода это ничтожные, почти неприличные цели.
Ньеман мысленно простился с Кляйнертом и углубился в лес, где, невидимый с дороги, снял пальто, ботинки и закопал их под осиной, стащил рубашку – серую, вот ведь удача! – бросил ее на землю, потоптал, снова надел, зачерпнул грязи и размазал по лицу, затылку и шее. Завершил он эту операцию, обхлопав себя сломанной сосновой веткой, чтобы хоть немного приглушить запах человека, после чего занялся оружием. У него имелись «Глок 21» с двумя обоймами и верный старый «Опинель»
[50], с которым он никогда не расставался.
Ладно, пора вспомнить науку деда.
Во-первых, ветер. На открытом пространстве достаточно облизнуть палец, чтобы узнать направление, но в лесной чаще, где малейшее дуновение бежит между ветками и кустами, все не так очевидно.
Ньеман подошел к зарослям вереска, растер в ладонях несколько соцветий и зажал в кулаке получившийся розовый порошок. Если легенды о Черных охотниках правдивы, если они способны на расстоянии учуять человека или запах смолы, нужно двигаться против ветра. Он выпустил на волю несколько частичек, определился с направлением и тронулся в путь.
Во-вторых, шум. Бежать или совершать хаотичные движения – большая ошибка. Чтобы получить хоть один шанс уйти от врага, нужно слиться с окружающей средой, раствориться в ней, не задевать ни веточку, ни травинку, ни листочек. Дед научил его двигаться по лесу: каждый шаг должен начинаться не с носка, а с внешней стороны подошвы, медленно перекатываться на внутреннюю, чтобы почувствовать, что под ногой нет ничего, что может хрустнуть, треснуть, щелкнуть, загреметь.
Ньеман сделал шаг, другой, третий, рассыпая в воздухе вересковую пудру и чувствуя через носки влажную землю. Предосторожности давали надежду, возможно, он все-таки сумеет продержаться, Ивана поймает Сеть и «кавалерия» успеет спасти их.
У него была еще одна причина для тревоги: по этому лесу бродит Лаура с ружьем. Она решила убить одного или нескольких Черных охотников, но ярость ослепила ее. Вооружена она лучше Ньемана, но с зондеркомандой ей не справиться. Сидя в кабинете и танцуя на светских раутах, графиня утратила сноровку, а они научились растворяться в пейзаже.
Ньеман хотел не только схватиться с убийцами, но и спасти Лауру от неведомой большой беды. Пока что он продвинулся всего на несколько метров и не знал, куда идет…
Охотники дали им фору намеренно, в этом нет сомнений. Выпуская перед охотой кроликов или фазанов, им позволяют уйти в поле, создавая иллюзию равного боя. Ньеман надеялся, что его враги соблюдают правила охоты с подхода и каждый движется в одиночку.
