– Вы тоже там бываете?
– О чем вы?
– О садомазохистских заведениях и вечеринках.
Лаура улыбнулась – на сей раз по-настоящему, ее позабавило предположение полицейского. Она была удивительным созданием и проявляла все больше человечности и сердечной теплоты, что совершенно противоречило ее общественному положению и финансовому статусу. Графиня стала вдвое обаятельнее… если такое возможно.
– Легко понять, что вы не из наших мест, – бросила она.
– Почему?
– Потому что никто не говорил со мной так откровенно… Давно не говорил.
Ньеман поклонился, что оказалось нелегко, учитывая, что он не стоял, а сидел, так что изящества в этом жесте извинения оказалось маловато.
– Я не слишком искушен в этикете, простите меня.
– Никаких проблем. Нет, я не посещаю такие клубы. Вкусы у меня более… традиционные. Брат дразнил меня, называл мещанкой.
Ивана, успокоившаяся благодаря никотину, задала следующий вопрос:
– У Юргена были враги?
Лаура фон Гейерсберг встала, обошла диван. Лес за ее спиной заполнился сумерками.
– Наша семья стоит миллиарды долларов. Это вызывает зависть, ревность и другие пагубные чувства.
Полицейские переглянулись: они чувствовали себя по-дурацки на табуретах с кожаными сиденьями.
Ивана решила подняться на ноги.
– Вы уже получали угрозы? – спросила она.
– Ни одной! Все всегда нам улыбаются. Мой отец говорил: «С такими друзьями враги не нужны…»
– Думаете, вам грозит опасность?
– А вы?
Ньеман тоже встал – и получилась почти балетная сцена.
– Ни у вас, ни у Юргена нет детей, – продолжил он. – Кто наследует в случае несчастья?
– Все, что нам принадлежит, будет поделено между членами семьи, в том числе ближайшими родственниками, кузенами Удо и Максом.
В этот момент Ивана ощутила аромат духов Лауры – простой, естественный, сладко-растительный, с ноткой волшебства.
– Они могут желать вам смерти? – Вопрос был задан в лоб, намеренно грубо, чтобы справиться с очарованием хозяйки дома.
Лаура посмотрела на лейтенанта через плечо и улыбнулась ее наивности:
– Нет. Они почти так же богаты, а интересуют их исключительно женщины и охота.
– Они участвовали в субботнем развлечении?
– Конечно, но повторюсь: забудьте об Удо с Максом, они совершенно безобидны – для всех, кроме двадцатипятилетних красоток с упругими попками.
Ивана дала задний ход, уступив подачу Ньеману, стоявшему прямо перед Лаурой фон Гейерсберг.
– Вы говорите об охоте… – начал он очень серьезно. – А что скажете об… инсценировке с телом Юргена?
Взгляд Лауры совершенно переменился. Улыбка и ирония исчезли, но не было и грусти. Только холодная, концентрированная, как лед, ярость.
– Гнусная имитация охоты с подхода…
– Можете предположить, в чем ее смысл?
Лаура обошла Ньемана и остановилась у громадного окна.
– Наша страсть к охоте известна всем. Мы много сделали, чтобы она стала популярной среди жителей этой части страны, так что я не исключаю провокации.
Комиссар присоединился к ней, превратив трио в дуэт, и спросил:
– А вы сами охотитесь с подхода?
– В детстве я много практиковалась с братом, а сейчас у меня – увы – не хватает времени на охоту.
– Но Эльзас – особая статья, так?
– Мы устраиваем охоту во Франции несколько раз в год и облавы на наших землях в Германии, но это скорее светские мероприятия, не имеющие ничего общего с «забавами» нашей юности…
Слова хозяйки дома иллюстрировала оружейная пирамида у каменной стены, украшавшая вход в коридор. «Вряд ли весь этот дом стеклянный, – сказала себе Ивана, – в другой его части наверняка использовали материалы попрочнее».
Лейтенант Богданович была не сильна в баллистике, но и она могла с первого взгляда определить, что ружья на стойке – лучшие из всех возможных образчиков. Были среди них и уникальные. Некоторые деревянные приклады казались сделанными из золота, металлические части украшала искусная гравировка.
– А Юрген, – не отступался Ньеман, – все еще практиковал охоту с подхода?
– Кажется, да. На этот счет он со мной не откровенничал…
– Где вы были в ночь с субботы на воскресенье?
– Где я?.. Здесь.
– Одна?
– Нет. Я вернулась домой с одним из моих коммерческих директоров.
– Помните, с кем именно?
Пытаясь быть жестким, Ньеман скатился к бессмысленной грубости.
– Добрая старая французская напористость… Вы великолепны в этой роли, майор. Узнайте фамилию у ваших эльзасских коллег – это было первое, чем они поинтересовались. Я…
– Штефан Грибе, – вмешалась в разговор Ивана. – Алиби госпожи графини уже проверили.
– Алиби? – повторила Лаура, скрестив руки на груди. – А вы не слишком далеко заходите?
– Это фигура речи… – Ньеман решил понизить градус разговора.
Ивана перевела взгляд на фотографии в серебряных рамках, стоявшие на крышке рояля. Она подошла ближе и увидела изображения брата и сестры в разном возрасте. На первом снимке подросткам было лет двенадцать – четырнадцать, они позировали во дворе замка, достойного фантазии Уолта Диснея.
Лауру едва можно было узнать, к ее плечу притулился рыжеволосый мальчик, видимо Юрген, совершенно не похожий на мужчину, чьи фотографии лейтенант видела в деле. После тридцати наследник рода фон Гейерсбергов приобрел медальные черты лица и фигуру атлета.
Самой поразительной деталью на карточке были огромные охотничьи ружья – их держали дети в пальтишках из плотной шерсти. Брат и сестра росли с медной пулей во рту
[12].
Из-за спины Иваны протянулась рука, и рамка с фотографией исчезла из ее поля зрения.
– Мы с Юргеном были как близнецы, – задумчиво произнесла Лаура, глядя на снимок. – Синхронно испытывали одни и те же чувства. Это было… естественно.
Женщина разволновалась – наконец-то!
– А по работе вы хорошо ладили? – спросила Ивана.
По лицу Лауры пробежала судорога.
– Я только что сказала вам, что мы с братом составляли единое существо! – Ее тон выражал неприкрытое презрение к идиотским вопросам легавых вообще и к двум придуркам, заявившимся к ней в дом, в частности.
