– Что же мне надеть, чтобы сравняться с ней?
– На вашем месте я бы не старалась с ней сравняться.
Принцесса наклонила голову вбок и устремила на Роуз пристальный взор.
– И как мне тогда поступить? Говори прямо.
– Принцесса Мария угловата, внешность у нее грубая, а кожа – землистая. Она вся какая-то безжизненная. Принцесса не может блистать, не обвесившись драгоценными камнями, но, на мой взгляд, они лишь подчеркивают ее собственную тусклость.
– Намекаешь, что мне не стоит уподобляться сестре?
Именно, подумала Роуз. Елизавета схватывала все на лету.
– Вы совершенно правы. Вам нет нужды в этих финтифлюшках. – «Финтифлюшки», – про себя повторила Роуз. Где только она откопала это словечко? В пыли веков? В этот момент девочка вдруг осознала, что тоже быстро учится, хоть и живет в двух мирах сразу. Она успела бессознательно впитать массу информации о Хэтфилде, дворцовой жизни и принцессе Елизавете.
– Так что ты посоветуешь мне надеть? – Принцесса широко распахнула глаза, которые в утреннем свете казались золотисто-карими, почти коричными, гармонируя с цветом волос.
– Что-нибудь совсем простое. Никакой парчи, драгоценных камней, вышивки золотом или серебром. Главное – простота.
– Ступай подбери мне наряд.
Роуз вышла через арку и переступила порог гардеробной размером с ее комнату в бабушкином доме. Вслед за ней вошла Сара. Ощутив резкий запах, Роуз чихнула.
– Чем это пахнет?
– Это камфара. От моли.
– А-а.
Глазам открылся целый лес платьев, развешанных на параллельных рейках. Роуз начала пробираться вглубь по проходам.
– Парадные наряды, бальные платья и костюмы для маскарада висят в другой гардеробной.
– Для маскарада?
– Сама знаешь, король часто устраивает при дворе маскарады. Но мы как изгнанники давно на них не бывали.
– О, не думаю, что много потеряю. – Роуз добралась до конца прохода. Ее внимание привлекло платье из мягкой болотно-зеленой ткани в простую складку.
– То, что нужно! Этот цвет чудесно оттенит волосы принцессы.
– И правда, – согласилась Сара. – Обычно она надевает вот эти рукава. – Девушка указала на накладные рукава из более темной зеленой материи с вышивкой в виде петель – такие же петли делала швейная машинка Роуз; разница заключалась лишь в том, что эти были кропотливо вышиты вручную.
– Как ты и говорила, Роуз. Без драгоценных камней.
– Да, только…
– Что?
– Сюда пошли бы свободные рукава-крылья, как у… принцессы Леи.
– А кто это?
– Это… одна принцесса из сказки, которую придумала моя матушка.
– Она и фасоны платьев придумывала?
– О, да, да, у нее была богатая фантазия.
– Как тебе эти? – Сара сняла с вешалки белые накладные рукава.
– Отлично! Видишь, как красиво они ниспадают? Самое то.
Она все бы отдала, чтобы сделать Елизавете прическу принцессы Леи
[19] – мама называла укладку «двойными бубликами». Впрочем, распущенные волосы, струящиеся по плечам, точно бледное пламя, пойдут принцессе больше всего.
– И непременно раф, да? – спросила Сара.
– Раф? – не поняла Роуз.
– Гофрированный воротник вроде такого. – Порывшись в корзине, Сара вытащила образец. – Эти, правда, пора выкинуть, они совсем обтрепались. У нас есть новые, только что от портнихи.
Роуз сразу вспомнила гофрированный воротник на мужчине с портрета. Этот предмет одежды служил характерным признаком елизаветинской эпохи, однако, носили его, как правило, взрослые. Роуз ни разу не видела рафа на Елизавете, хотя заметила его на принцессе Марии, когда та прибыла в Хэтфилд.
– Что-то я не видела Елизавету в таком воротнике, – сказала Роуз, тут же сообразив, что могла себя выдать. Разве горничной ее королевского высочества не полагается быть внимательной к платью своей госпожи?
– Ну, во-первых, ты здесь недавно, а во-вторых, принцесса надевает раф только на важные мероприятия, не носит его каждый день.
Так-то лучше. Значит, к сегодняшнему простому платью воротник не требуется.
– А украшений тут нет? – поинтересовалась Роуз просто из любопытства.
– Боже святый, нет, конечно! Почти все королевские драгоценности хранятся у казначея.
– Казначея?
– Да, у мастера Парри, королевского казначея. Но, Роуз, ты же сказала, что главное в наряде – простота, значит, украшений не будет?
– Нет, как и пышного воротника. Весь секрет в простоте.
– Ты права, Роуз. Рядом с Елизаветой принцесса Мария будет выглядеть безвкусно, как разряженная кукла.
– Разряженная кукла?
– Да, как дурно одетая хамка, что задирает нос.
«Что ж, – подумала Роуз, – дадим проявиться внутренней хамке принцессе Марии и внутренней королеве принцессы Елизаветы».
Двадцать минут спустя Елизавета стояла перед большим овальным зеркалом.
– Да, да, – кивала она, – очень мило. По сравнению с этим, наряд Марии будет смотреться кричаще. Но все же… – Роуз выглянула из-за плеча принцессы, изучающей свое отражение. – По-моему, здесь не хватает… искры блеска. А что это у тебя на шее, Роуз?
У Роуз екнуло сердце. Она зажала медальон в кулаке.
– Просто кулон, миледи.
Принцесса резко развернулась.
– Немедленно убери руку, – велела она.
– Что?
– Девчонка, ты оглохла? Я приказываю тебе убрать руку!
Роуз медленно опустила ладонь. Елизавета прищурилась.
– Как смеешь ты носить розу Тюдоров?!
– Розу Тюдоров, миледи? – робко пролепетала Роуз. – Кулон дала мне матушка, – солгала она.
– Мне все равно, кто тебе его дал. Только Тюдоры имеют право носить этот символ. Сию секунду отдай мне кулон!
Сердце Роуз бешено колотилось. Она начала снимать цепочку, но никак не могла расстегнуть замок.
– Сара, помоги этой служанке снять украшение!
«Но оно же мое, мое, мое…» – скрежетало в голове Роуз. В это мгновение она поняла, что на портрете, заключенном в медальоне, изображен не просто некий мужчина в гофрированном воротнике, а ее родной отец. Теперь она была уверена. Ее и так лишили многого. Зачем отбирают еще и его? Девочка крепко зажмурилась. Внутри медальона столкнулись не только два разных столетия, но также история и судьба, и принадлежат они ей и только ей. Это история и судьба не Тюдоров, не этой принцессы, а ее, Роуз Эшли из Индианаполиса.
