– Да все норм. В смысле, не переживай, все нормально.
* * *
Размахивая руками и пнув попавшуюся на пути курицу, через кухонный двор пронеслась миссис Белсон.
– Роуз! Скорее беги наверх!
– В покои принцессы?
– Уж и не знаю, там ли она сейчас. Сестры-то перегрызлись между собой прямо у входа в часовню, так что лучше сперва сбегай туда. – Миссис Белсон заметила две пары сапог в руках Роуз и Эндрю. – Вряд ли они теперь поедут кататься, но сапоги все равно отнесите.
Роуз застыла на месте. Часовня? Где это?
– Ты чего ждешь?
– Сначала в часовню?
– В часовню! – взревела миссис Белсон. – Ни разу там не была? – От злости она приподнялась на цыпочки, ее лицо стало красным, как свекла. – Господи, да за большой галереей! Восточное крыло. Ну, живо!
* * *
Роуз еще не добежала до места, а до нее уже доносились душераздирающие вопли. Перед часовней собралась целая толпа из фрейлин и слуг, а обеих принцесс едва ли не силой удерживали от того, чтобы они не набросились друг на дружку.
– Это мое! – кричала Елизавета.
– Это роза Тюдоров. Она передается старшей дочери! – возражала Мария. – Где ты ее взяла?
– Мать подарила!
– А, эта ведьма, Анна Болейн!
Статная женщина средних лет встала между спорщицами, бросив гневный взгляд сперва на одну, потом на другую.
– Ваши высочества, замолчите сейчас же. Довольно ругани. – Должно быть, это Кэт Чампернаун, догадалась Роуз. Когда девочка впервые очутилась в Хэтфилде, Кэт лежала со сломанной ногой. Теперь наставница Елизаветы ходила с тростью, которую сейчас вскинула вверх, потрясая ею, как мечом. – Устроить такое непотребство на пороге храма, прямо перед лицом Господа!
– Господь всегда нас видит. Всех, и воровок тоже, – прошипела Мария, метнув злобный взгляд на Елизавету.
– Король также всех нас видит, – выходя вперед, произнес высокий осанистый мужчина, придворный церемониймейстер по фамилии Корнуоллис. Роуз встречала его лишь раз, в свой первый рабочий день. – Только что пришел королевский приказ. Вы все должны явиться в Гринвич. Его величество король, ваш отец, желает видеть дочерей перед выступлением в поход против французов. Вам надлежит тотчас начать приготовления к отъезду.
* * *
В покоях принцесс одно за другим давались распоряжения. Саре и Роуз велели уложить платья Елизаветы.
– Кстати, Роуз, позаботься о приличном платье и для себя, – напомнила Сара, когда девочки складывали наряды в два больших сундука.
– Мне? Зачем? Я тоже еду?
– Само собой.
– Но я всего лишь служанка, прислуга же не ходит на балы.
– Когда ты приезжаешь во дворец, где находятся король с королевой, то обязана одеваться подобающе.
– Подобающе?
– Так, как положено в Гринвиче.
– «Правильный» наряд сильно отличается от того, что на мне сейчас?
– В черном, дворцовая прислуга должна быть во всем черном, чтобы слиться с фоном, сделаться незаметной. Исключение – белый воротник-раф. Одежда из грубых тканей, какую носят крестьяне, тоже под запретом.
– Ясно. – Роуз умолкла, разглаживая одно из платьев принцессы. – Скажи-ка мне, Сара, вот что…
– Что? – Сара, державшая в руках туфлю, посмотрела на Роуз.
– Почему принцессы воюют? Почему так сильно ненавидят друг друга?
Сара вздохнула.
– Откровенно говоря, принцессе Марии есть за что не любить сестру.
– За что?
– За то, что Елизавета появилась на свет, – Сара хлопнула подошвой туфли по ладони.
– Но разве это преступление? Как можно обвинять человека в том, что он родился?
– Да, это очень печально. Тут дело вот в чем: после рождения Елизаветы ее мать, Анна Болейн, заставила короля лишить принцессу Марию титула. Новорожденная стала принцессой Елизаветой, а Марию, у которой отобрали титул принцессы, – теперь звали просто «леди Марией». Она потеряла всё, жила в худшей комнате дворца. И только когда король отрубил голову королеве Анне, Мария была восстановлена в титуле.
– И вправду печально, – согласилась Роуз. Она вспомнила мрачное, землистое лицо старшей из принцесс, напоминавшее могильный камень, на котором навечно выгравированы горе и гнев. Вспыхивает ли когда-нибудь в глазах Марии радость? Растягиваются ли в улыбке сурово поджатые губы?
На память девочке пришла игра в «угадайку», которой ее научила мама. Розмари называла игру «Животное, растение или минерал». Отвечать можно было только «да» или «нет», и цепочка вопросов, как правило, приводила к верному ответу. Это четвероногое? Нет. Двуногое? Да. Это человек? Нет. Это птица? Да. Принцессу Марию Роуз представляла минералом. Камнем. Самым крепким и твердым.
* * *
На сборы ушло несколько часов. Управившись, девочки сообщили об этом в конюшню, как было велено.
Экипажи и кареты уже выстроились друг за другом. Заметив Фрэнни, Роуз помахала ей рукой.
– Фрэнни! Я тут!
– Ты столько всего увидишь! Балы, маскарады, турниры. Даже прислуга сможет повеселиться.
– Ты тоже едешь, да?
– Нет. Кто тогда будет работать в молочне, сбивать масло, доить коров?
– Жалко. Я буду скучать.
– И я, Роуз, буду скучать по тебе и нашим урокам письма. Мы ведь только начали… – Фрэнни стиснула ладошку Роуз.
– Интересно, на чем я поеду? – поинтересовалась Роуз, глядя на вереницу экипажей.
– На чем? Скорее, на ком, – засмеялась Фрэнни.
– На ком?
– Я про лошадь, конечно. Будь здесь король или королева, за нами прислали бы повозки.
– Повозки?
– Не кареты, ясное дело, а подводы. Но на лошади удобнее.
– Само собой, – робко сказала Роуз и в этот момент увидела Эндрю, который шел к ней и вел под уздцы лошадь темно-гнедой масти. К спине животного крепилось самое необычное устройство из всех, какие только встречала Роуз.
Это седло??? К счастью, Роуз успела заметить миссис Добкинс, садившуюся на коренастую серую кобылку. Женщина перекинула левую ногу через какую-то выступающую над седлом, похожую на рог, штуку, а ступню поставила не в стремя, а на маленькую подножку. Выглядело это до крайности странно, поскольку миссис Добкинс сидела боком, но смотрела вперед.
– Роуз, ты готова? – Эндрю подвел к ней лошадь.
– Конечно.
Она вдруг почувствовала, как крепкие руки обхватили ее за талию, и в следующую секунду очутилась в седле. Оказалось, что сидеть в нем хоть и непривычно, однако удобно, практически, как в кресле: у седла имелась подушечка и подбитая мягкой тканью спинка.
