Ходили в Лувр на выставку Делакруа. Очень красиво, но слишком много секса.
Суббота
Перед домом собралась огромная толпа. Вокруг полно полицейских. Днем, когда я выходила из дома, какая-то идиотка крикнула: «Франсуаза Арди!» Это одна из самых популярных французских певиц
[60]. Кажется, я немного на нее похожа, и, поскольку я выходила из подъезда Эдит Пиаф, все решили, что я точно кинозвезда. К ней пришли ее друзья – Ив Монтан и Б. Б. Поначалу это было даже забавно, но очень скоро обернулось настоящим кошмаром – журналисты и какие-то типы с фотокамерами обступили меня: «Вы Франсуаза Арди?» И не желали верить, что это не она!
Воскресенье
Мы прибились к церкви при британском посольстве. Служба была очень красивая, и проповедь хорошая, но сколько же там собралось снобов и девиц на выданье! Миллионы! А мужчин я насчитала всего троих. От чая у викария мы отвертелись, потихоньку удрав.
На обратном пути нам встретилась многотысячная толпа, выстроившаяся в очередь. Тело Эдит Пиаф выставили на всеобщее обозрение. Ну не ужас? Я с трудом пробилась через толпу – меня не хотели пропускать, думали, что я норовлю пролезть без очереди, чтобы посмотреть на труп. В нескольких метрах от подъезда меня схватил за рукав полицейский.
«Я здесь живу!» – крикнула я, сама не своя от изумления.
«НЕТ! – отрезал он и добавил: – Убирайтесь отсюда!»
Я достала свое удостоверение личности и сунула ему под нос. Он дико обозлился, но пропустил меня.
Зеваки, привлеченные видом смерти, заходили через черную лестницу, а выходили через парадную. Насколько я поняла из их разговоров, все, что они увидели, – это что она старая и невзрачная, а нос у нее уже начал разлагаться…
Понедельник
Ходили в Лувр смотреть греческие и римские статуи. Очень красиво! Но одна из тех, которые понравились мне больше всего, оказалась копией!
Сегодня утром похоронили Эдит Пиаф. Мы видели возле подъезда гору цветов и венков. Дверь завесили черной тканью. К вечеру на улице осталось всего несколько зевак и двое полицейских.
Вторник
На площади Холма собираются лучшие художники. Двое из них увязались за мной. Хотела бы я жить на Монмартре! Один чрезвычайно приятный мужчина предложил написать мой портрет. Я бы согласилась, но у меня совсем не было времени, к тому же я не знала, это бесплатно или нет.
Кстати, я получила два чудесных письма от Саймона. И – хочешь верь, хочешь нет, – но этот прекрасный писатель, Робер, ответил на мое письмо и прислал мне свою книгу «Дневник человеческого существа». Я не понимаю в ней ни слова, но очень рада, что она у меня есть. Возможно, в один прекрасный день я смогу ее прочитать.
A star fell from the sky last night. Звезда упал из неба один ночь назад
[61].
1964
В 17:30 я приехала на вокзал Ватерлоо. Странно было вернуться в Лондон с его серыми зданиями и солидными кирпичными домами. В своей школьной форме я чувствовала себя маленькой и ничего собой не представляющей. Мне хотелось как можно скорее попасть домой и переодеться. В Челси я взяла такси. Кингс-Роуд нисколько не изменилась. Когда я увидела старую ратушу Челси и бассейн справа от нее, меня охватило чувство, что я дома. «Поезжайте вниз по улице, а потом сверните направо». Вот наконец и наш дом. Мне открыла Эльда. Она меня расцеловала.
* * *
Эльда жила у нас, что называется, «за стол и кров». Она постоянно ходила в черном и была потрясающе интересной личностью. Годы спустя я встретилась с ней в Милане. Мы были с Сержем и пригласили ее в бар «Гарри». Какая-то светская дама высокомерно смерила ее взглядом, потому что юбка у нее была заколота английской булавкой. Я сказала, что это моя мать. Серж вел себя с ней превосходно. Когда мы с Линдой были маленькими, она по утрам, перед школой, готовила нам сабайон из яичных желтков и марсалы. «Darling, – приговаривала она, – это очень полезно для здоровья». Она проводила с нами каждое лето. Приезжала из Италии с пустым чемоданом, а уезжала с битком набитым красочными приложениями к газетам. Она никогда не ходила посередине тротуара и всегда, как тень, скользила, прижимаясь к стенам.
* * *
«Darling!» – Эльда заплакала и позвала сверху маму и папу. Они ничуть не изменились. Оба всегда болезненно воспринимали тот факт, что я становлюсь взрослой, что должно было меня растрогать, поскольку означало, что они стареют. После ужина я пошла к себе в комнату. Посмотрелась в зеркало и поняла, что выгляжу никак. Тогда я взяла ножницы и выстригла себе челку. Так стало значительно лучше, и я осталась довольна.
На следующий день я отправилась на Кингс-Роуд и купила все необходимое: тушь для ресниц и губную помаду, хотя я не люблю красить губы, потому что разрушает трагичность образа типа «я всю ночь не спала, думая о тебе», а потом зашла в туалет «Питера Джонса»
[62] и всем этим намазалась. Мне показалось, что вышло очень даже неплохо, во всяком случае, намного лучше, чем было. Дома, у себя в комнате, я надела матроску и влезла в суперузкие джинсы. Они сели, как и было задумано, потому что я два с половиной часа просидела в них в обжигающе горячей ванне. Мама с папой встретили меня восхищенными возгласами, оправдав мои надежды, а я изобразила из себя страдалицу, за обедом отказавшись от персиков со взбитыми сливками. Они-то не изменились, а вот я – еще как. Я переоделась в более скромный наряд, но макияж с глаз не смыла. Папа воскликнул: «Ты похожа на Клеопатру и на шлюху!» Его замечание меня обидело; он этого не понял, но я все равно обиделась.
Я вышла из дома и отправилась прогуляться к реке. Моя гордость была задета. Я думала, что выгляжу сногсшибательно, и не собиралась отказываться от этой мысли. У реки жизнь пошла чуть веселее. Старая добрая Темза – все такая же зеленая, вонючая и восхитительная! Я добежала до места, куда часто ходила, когда была маленькой. Там висела табличка «Детям запрещено играть на ступенях». Передо мной мелькнула чья-то большая изящная тень. Это был мужчина лет тридцати семи
[63]. Никогда еще я не видела такого красавца. Меня на миг охватило безумное желание, чтобы он за мной увязался. Странное желание. Мне следовало возмутиться, но этого не произошло, – при виде его силуэта на меня напало какое-то наваждение. Я нарочно стала с шумом двигаться, чтобы привлечь его внимание, а потом принялась кормить чаек. Когда я почувствовала, что он на меня смотрит, меня окатило теплой волной. Он подошел ко мне, хотя я почти не сомневалась, что он этого не сделает.
