В тот же год мы снялись в фильме «Дороги Катманду» режиссера Андре Кайата. Главные роли достались Рено Верле и мне. Серж согласился на роль второго плана и играл злодея. Ему пудрили волосы, добиваясь эффекта седины, и клеили кошмарные усы, из-за которых у него немела верхняя губа, так что потом ему пришлось дублировать в студии собственный голос. Пока мы были в Катманду, я мечтала попробовать покурить гашиш, в Европе строго запрещенный. На рыночной площади один тип продал мне комок размером с крикетный мяч, и я радостно направилась к себе в отель, предвкушая ночи, полные эротики. По пути меня остановил какой-то парнишка. «Тебя надули, – сказал он. – Тебе впарили пустышку». Он продал мне нечто, больше всего напоминавшее верблюжьи катышки. С ними я и вернулась в отель. Вся съемочная группа – и актеры, и технические специалисты – вели себя точно так же. Всем не терпелось попробовать гашиш. Накурившись, они ложились на лужайку перед фасадом отеля и хохотали, пытаясь определить свои окна. «Я тоже так хочу, – сказала я Сержу. – Я тоже хочу так смеяться». Мы поднялись в свой номер, и я для создания подходящей атмосферы накрыла все лампы своими красными шарфами. Серж выпотрошил сигарету «Житан» и набил гильзу купленными мной верблюжьими катышками. Он никогда не прикасался к наркотикам – ни раньше, ни потом. После первой же затяжки комната вокруг меня приобрела странный вид и мне показалось, что у меня по лицу ползет паук. Я испугалась, что он проникнет мне в горло, и, пытаясь его сбросить, расцарапала себе губы. Позже Серж сказал, что я совала голову в унитаз, чтобы утопить паука. К счастью, то, что называется «приходом», настигало нас не одновременно, и в миг просветления я сообразила позвонить гостиничному врачу, которого успели замучить ненормальные обкурившиеся французы, молящие о помощи. Он пришел с докторским чемоданчиком в руке, и Серж накинулся на меня, обвиняя в том, что я вызвала ЦРУ. Врач наполнил шприц, но Серж ткнул в меня пальцем и сказал: «Ей!» – а сам согласился только проглотить таблетку. Врач некоторое время оставался с нами. Прощаясь, он сказал: «Вам-то ничего не грозило, а вот он мог умереть. У него слабое сердце…»
В те годы мы жили на улице Вернёй. Сначала спали на раскладушках, потом устроились с большими удобствами. Серж снял еще одну угловую комнату за кухней для Кейт; там же спала за ширмой няня – сначала Кристин, потом Бренда. Серж требовал, чтобы ее не было ни видно, ни слышно; приняв ванну, она должна была убирать с глаз долой свою губку и шапочку для душа и вообще быть прозрачной. В агентстве по найму нянь мне объяснили, что на таких условиях нечего рассчитывать на первоклассную няню наподобие швейцарки в форменной одежде, потому что ей придется предоставить отдельную комнату. Но нам везло: в основном с нами работали отличные девушки, готовые делить одну спальню сначала на двоих, а потом и на троих.
Позже, когда Шарлотту мучили страшные сны, это стало настоящим испытанием для Кейт. Она вставала, шла через холл, мимо картины с изображением человека с обнаженными мышцами, поднималась на второй этаж и стучала к нам в дверь, чтобы сообщить, что Шарлотте опять снятся крокодилы. Чтобы пойти ночью в туалет, Кейт и Шарлотте нужно было пробираться через гостиную, со стены которой на них смотрело чудище с головой в виде капустного кочана. Поэтому они частенько предпочитали писать в окно, на соседский участок. Когда родилась Шарлотта, я поставила на место кровати Кейт двухэтажную кровать. Серж категорически не желал что-либо менять. Даже когда я сказала ему, что у Шарлотты свешиваются с кровати ноги, он мне ответил: «Надень ей носки, и все дела!» Чтобы не оскорблять его эстетический взор, двухэтажную кровать я купила из красного дерева. Эти двенадцать лет мы прожили в страшной тесноте. Если Сержа не было дома, нам запрещалось заходить в гостиную и прикасаться к его роялю. Впрочем, когда он был дома, действовал тот же запрет. Мы никогда не чувствовали себя по-настоящему дома. По воскресеньям мы собирались в маленькой кухоньке и смотрели Жана Мартена или какой-нибудь вестерн, пока в духовке жарилась курица. Серж если и уделял детям внимание, то с единственной целью – научить их хорошим манерам. «Не снимай запястье со стола; не перекрещивай вилку и нож…» Это было поистине викторианское воспитание. Ничего общего с чудаком, который, проходя гостиничным коридором, прыгал по чужим ботинкам, выставленным для чистки, и, чуть спуская штаны, кричал: «Пук-пук!»
* * *
1970
Фантастический январь
Суббота. Мы с Сержем обедали в ресторане «Липп», когда его осенила идея отправиться на выходные вместе с Кейт в Довиль. Мы быстро вернулись домой и сели за телефон, чтобы забронировать номер в отеле и арендовать машину. Телефон, который был выключен у нас уже несколько дней, чудесным образом заработал.
И вот мы в Нормандии, в Довиле. Мы сняли люкс. Кейт спит у себя в комнате с большой кроватью – видна только белокурая головка. Серж читает в гостиной, а я сижу в другой большой комнате и пишу этот дневник. Мы уже останавливались в этом отеле в прошлом году, когда снимались в «Лозунге». Сколько всего произошло с тех пор! Еще семь фильмов и множество новых стран и новых мест.
Наш роман с Сержем начался всего полтора года назад. После недели, проведенной здесь, мы вернулись в Париж и я осталась ночевать в доме его родителей. Я хорошо помню эту ночь и эту странную спальню. Он укутал меня одеялом, а сам ушел спать в другую комнату. Не думаю, что сейчас я могла бы полюбить кого-то сильнее, чем люблю его. На первый взгляд, он был последний человек, с кем у меня могло что-то получиться, но сейчас я не представляю себе никого другого на его месте. Он кажется мне очень красивым. Если честно, я никогда не считала его внешность уродливой – разве что странной.
Он очень мягкий и нежный и в то же время очень сильный, он очень тонко все воспринимает, а в плане секса он просто чудо. Тем не менее я чувствую, что он – нечто большее, чем сексуально привлекательный мужчина. Он блистательно талантлив и уникален. Если я его потеряю, для меня это будет самая страшная потеря, потому что я еще никогда не была так счастлива. Это настоящая любовь, и она делает меня сильной. Мы с ним словно дополняем друг друга, тогда как с Джоном мы занимались взаимным разрушением.
Я давно ничего не писала в дневник, потому что было очень много тяжелой работы, но эта работа так меня радовала, что я ни о чем другом даже не помышляла. Но тут мне вдруг подумалось, что случилось так много всего разного и важного, что неплохо было бы когда-нибудь потом об этом прочитать.
В субботу мы уезжаем в Америку, для продвижения «Я тебя люблю…». Это потрясающе – ехать вместе с человеком, которого любишь и вместе с которым работаешь. Даже если нас ждет полный провал, мы, я уверена, над этим только посмеемся. Кроме того, в Нью-Йорке состоится премьера «Лозунга», и мы должны кое-что сделать для «Коламбии». Кейт я оставляю с подругой – она присмотрит за ней, пока я не найду новую няню. 13-го мы с Сержем должны ехать в Лондон, но постараемся перенести поездку на 14-е, потому что на 13-е выпадает пятница. Десять дней на восстановление сил, а потом – дубляж «Майского утра», итальянского фильма, который мы снимали в Оксфорде. Затем мы с Сержем возвращаемся в Париж, чтобы закончить съемки в «Марихуане». Возможно, летом мы с Сержем будем сниматься в Югославии у Гая Хэмилтона. Туда можно будет взять с собой Кейт – лучше и желать нельзя.