Я хотела зайти к папе после операции, но он спал. Медсестра сказала, что навестить его можно будет только завтра. Но это не страшно, главное, что с ним все в порядке.
Мы с мамой и Линдой поужинали сосисками и отличной яичницей с беконом. За столом я рассказала им историю про негритенка, которая показалась им очень грустной. Потом мы обсудили «Салон Китти» и поездку мамы и Эндрю в Берлин
[143]. Поговорили об этой ужасной стене. Чтобы через нее перебраться, требуется не меньше двух часов – при условии, что у вас есть паспорт, виза, особый пропуск и все прочее. Как на грех, полицейские заметили в машине Эндрю телефон. Он не работал уже несколько месяцев, но попробуй им что-нибудь объяснить! Только после того, как он взял отвертку и у них на глазах разобрал телефон, они его пропустили. В городе они нашли тот самый отель, в котором перед войной мама останавливалась со своим отцом. Это был любимый отель Гитлера и одновременно – бордель мадам Китти!
Ложусь спать. Надеюсь, что у Серджо все хорошо. Он мне так необходим. Я хочу, чтобы он вел себя правильно. Не пил слишком много, не объедался и не прятал пачку сигарет. Меня успокаивает, что с ним остался П.-Э. Он за ним присмотрит, я уверена. Завтра снова напишу.
Как приятно быть с мамой и Линдой! Я снова чувствую себя девчонкой!
Вторник
Звонил Эндрю, беспокоился насчет папы. Он прислал нам из Германии замечательную телеграмму. Со своим непередаваемым чувством юмора он написал: «Хайль, майн Брат!» Мы ужасно хохотали. Он делал вид, что говорит по-немецки! Надеюсь, его телефон не поставили на прослушку. Возможно, в сентябре он приедет в Париж. Как бы то ни было, было очень приятно с ним поговорить. Он обрадовался, что с папой все в порядке. Эндрю – хороший мальчик.
Среда
У папы плохой день. Он неважно себя чувствует, и настроение у него так себе. Я просидела у него до десяти часов вечера, читала ему вслух Вудхауса. Мы смеялись до слез.
Утро пятницы, Париж
Мне удалось попасть на ночной паром, и в 9:15, с опозданием на час, я уже была в Париже. К счастью, я успела передать сообщение, и меня уже ждала машина, присланная продюсером. За мной приехал Ролан, и мы сразу отправились в Бийанкур и в 9:35 уже были на месте. Я работала весь день без перерыва, а потом пошла купила бутылку скотча для Жинетт, жены П.-Э. Я знаю, что она его обожает. С этой бутылкой я и поехала на авеню Марсо. Это подлинный рай для потерянной души! Жинетт просто божественна. Она встретила меня как родную. Налила выпить, приготовила ванну. Попыталась дозвониться до этого, как его? Пьера Барьера? К моему облегчению, он не отвечал. И мы провели сказочный вечер вдвоем, как я и рассчитывала. Ужинать пошли в ресторан на Елисейских Полях, устроились на террасе и с наслаждением созерцали красоты старого Парижа. Мы очень веселились. Она настояла, чтобы я заказала самые дорогие блюда и напитки. Я выбрала свежую лососину, копченый паштет и говядину. Плюс бутылку вина. О, блаженство! Мы основательно перемыли кости своим мужчинам. Я хохотала в голос. Потом владелец ресторана пригласил нас в «Кастель». «Это что, похищение?» – поинтересовалась я, и мы ушли в сопровождении его приятеля. Домой я вернулась около двух ночи, совершенно никакая.
На следующий день, oh dear
[144]! Жесточайшее похмелье! Глаза у меня не открывались, я умирала от жажды, про свой вид даже и не говорю. К 10 часам я пошла на работу. Это был трудный день. Жан-Люк Бидо был, как всегда, обворожителен, но, господи боже мой, нельзя же быть таким перфекционистом! «Пожалуй, эту реплику надо перезаписать. Мне кажется, мой персонаж произносит ее чуть более сухо, правда?»
Домой меня отвез Франсуа Летеррье. Я спросила, оставит ли он для моей героини, Элен, мой собственный голос. Он ответил, что параллельно делает озвучку моей роли с французской актрисой и выбор сделает в последний момент. Так что не исключено, что вся эта работа впустую.
Я позвонила хозяйке «Лесного уголка» и сказала, что приеду в Ванн в 14 часов. Получила от Сержа прелестную телеграмму: «17 поцелуев. Серж». До чего мило! Я так гордилась этой телеграммой, что оставила ее на столе у Жинетт. Там она до сих пор и лежит!
31 августа
Последний день месяца. Каникулы кончились. Последняя неделя с Сержем, П.-Э. и детьми пронеслась как одно мгновенье. Не успела я вернуться, как у меня появилось чувство, что все уже позади. Да и погода испортилась. Сержа от департамента Морбиан уже мутит, и П.-Э. не терпится вернуться домой. Лондон и Париж отравили нам эту последнюю неделю.
5 сентября, в самолете
Снова лечу в Англию, на сей раз для участия в шоу Рассела Харти. Скоро посадка. Утром попрощалась с Серджо и Кейт. Она еще была в ночной рубашке. Милые мои!
У Сержа дела идут неплохо. По всей видимости, он больше не будет, как раньше, работать на износ. Сейчас он сочиняет музыку для специальной телепередачи с моим участием и пишет книгу. Вчера я обедала с Мишелем Девилем («Медведь и кукла»), и он предложил мне роль в своем новом фильме с Трентиньяном. Я в полном восторге, тем более что сценарий просто отличный. Я должна играть проститутку, которая влюбляется в героя Трентиньяна, а он влюбляется в меня. Я помогаю ему превратиться в опытного соблазнителя, после чего выхожу замуж за богача, с которым знакомлюсь в ресторане «Прюнье». В конце я, разумеется, возвращаюсь к Трентиньяну. Сцена свадьбы: я в соломенной шляпке. Последняя реплика звучит так: «Может быть, пойдем смотреть на идущие мимо поезда», и это не случайно, потому что с этой же реплики начинается фильм. Мне идея страшно нравится. Наконец-то я получу роль в духе Ширли Маклейн.
В прошлый четверг мы, к великому облегчению Сержа, покинули Бретань. Деревенская жизнь его достала. По пути остановились в каком-то снобском отеле, где нас попросили расписаться в книге почетных посетителей. Мы оставили свои автографы непосредственно под подписью президента Пом-пиду. Неплохо!
Сержу хотелось заехать на свою старую ферму в департаменте Сарта, где он жил в начале войны. Деревню мы разыскали без труда. Дома здесь построены из розоватого камня – ничего общего с тем, что мы видели в Бретани. По мере того как мы приближались к дому, Серж все заметнее нервничал. «Стой, сейчас покажется колокольня церкви!» – закричал он, и правда, мы ее увидели. Церковь располагалась на площади, рядом с кафе. Серж узнавал окрестные дома: «Сюда я бегал за конфетами!» Он довел нас до фермы, которая оказалась крошечной. Он сам поразился, до чего она маленькая. С улицы он показал мне «комнату Терезы», в которой эта самая Тереза когда-то расчесывала себе волосы, а он за ней подглядывал. Ему было тогда 12 лет, ей – 19. В доме никого не оказалось. Серж поговорил с соседкой, и та рассказала, что старик умер, его старшая дочь в больнице – ее парализовало, а муж младшей умер два месяца назад. Дом они продали два или три года тому назад. «Вы меня помните, Люлю? – спросил Серж. – Я пять лет приезжал сюда каждый год». Конечно, она его помнила. Но от знакомой Сержу семьи не осталось никого.
