– Они попали в аварию.
– Они ранены? Что с ними? Где они? Что произошло?
В больнице. Мои бедные девочки в больнице. Папа сказал, что в детской Вестминстерской. Я должна туда ехать. Никогда в жизни я не была так напугана. Бедные Кейт и Шарлотта. У меня словно ад под ногами разверзся. Полицейский сказал, что с ними ничего страшного. Это точно? Он это гарантирует? У меня было одно желание: быть с ними, видеть их. Мы плохо знали, как туда ехать. Какой-то пьяный шотландец указал нам путь, подчеркнув, что «это совсем рядом», но мы крутились вокруг еще целую вечность. Наконец я бросилась к дверям. О, эти больничные двери! О, эти детские рисунки на стенах и печальные взгляды больных детей! В душе у меня поднимался беззвучный вой. Пока мы ехали через Темзу, я думала только о том, что меня обманывают, а на самом деле с моими детьми случилось нечто ужасное. Я умру, твердила я себе, я не смогу дальше жить, я умру. Мама увещевала меня, демонстрируя чудеса выдержки и рассудительности. Мы приехали в отделение неотложной помощи. На каталке лежала моя Шарлотта. Ее одежда была в крови. Увидев меня, она испуганно закричала: «Мама, мама!» Ее прелестное личико пересекали царапины, один глаз почернел и распух, лоб уродовали наложенные швы. Она вся дрожала, но была жива! Бедная маленькая Шарлотта! «Эндрю не виноват!» – простонала она. К нам подошла медсестра и сказала, что Шарлотте надо сделать рентген головы. Господи, подумала я, неужели у нее черепная травма?
Из соседнего бокса раздался еще один голос: «Мама!» Кейт. Я объяснила Шарлотте, что должна пойти проведать Кейт, и она согласилась. Мой папа взял ее за руку и не выпускал все время, пока ей делали рентген. Кейт, моя любимая Кейт, лежала бледная и испуганная; изо рта у нее стекала струйка крови. Моя ненаглядная девочка лежала с рассеченной губой. Она волновалась за Шарлотту; они обе волновались друг за друга. Кейт повезли в операционную, зашивать губу. Я закрыла ей глаза марлевой повязкой и пообещала, что ей не будет больно. Господи, какой страх на этом побелевшем личике! Они сделали ей укол, но я боялась, что он не подействует. Они закрыли ей лицо белой больничной бумагой, вырезав вокруг рта отверстие. Она вела себя очень мужественно, но не давала до себя дотронуться, пока в операционную не пустили меня. Когда все закончилось, ее отвезли в процедурный кабинет. Я спросила, можно ли мне пойти посмотреть, как там Шарлотта. Кроме того, требовалось еще заполнить кучу бумаг: имя, фамилия, вероисповедание и прочее. Они делают это на всякий случай. С Кейт осталась мама, а я побежала в кабинет рентгенологии, узнать, что у Шарлотты с головой. Я пообещала, что останусь с ней на ночь и прослежу, чтобы все было хорошо. Особенно ее пугал глаз, который опух так, что не открывался. Она постоянно трогала его своими маленькими дрожащими пальчиками. Рентген показал, что у нее ничего не сломано, но ее начало рвать и рвало без конца.
Ее кровать передвинули к стене, и я прилегла рядом с ней. Затем разыгралась душераздирающая сцена. Шарлотта увидела Кейт, которая шла из процедурного кабинета. Шарлотта села на кровати, раскинула руки и закричала: «Кейт, Кейт!» В ее голосе звучало столько любви и страха за сестру! Кейт подошла к ней, и они обнялись. Я еще никогда не видела, чтобы мои девочки проявляли друг к другу такую теплоту и заботу. Незабываемая картина: Кейт, прихрамывая, идет к Шарлотте, а та машет руками ей навстречу. «Кейт, Кейт», – всхлипывала Шарлотта и гладила измученное лицо старшей сестры; Кейт в ответ успокаивала младшую. В тот миг я поняла, что я – самая счастливая мать на свете: мои дети живы и утешают друг друга. Шарлотта потребовала, чтобы ей объяснили все: что с ней делают, где наложены швы и так далее. Она даже пыталась перейти на английский язык.
Кейт, казалось, заботит только состояние Шарлотты и ее глаза. Она пережила настоящий кошмар, когда увидела, как Эндрю берет на руки окровавленную и кричащую Шарлотту. По всей видимости, авария произошла около 23:30. Они спокойно ехали, когда их ослепил свет фар мчащейся по встречной полосе машины. «О нет!» – охнул Эндрю. Кейт сказала, что никогда раньше не слышала, чтобы он говорил таким голосом. Она подумала, что сейчас все они умрут, и тут раздался грохот. За рулем врезавшейся в них машины сидел ямаец. Он даже не попытался свернуть в сторону. Бедный Эндрю! Думаю, он не скоро забудет эту картину: четверо насмерть перепуганных окровавленных детей! Мне разрешили остаться на ночь с моими дочерями. Слава богу, Кейт заснула. Ее лицо напомнило мне лик виденного мной когда-то египетского фараона – израненное, но невыразимо прекрасное. Шарлотта все время плакала. У нее болел живот, болела голова… Бедная крошка, ей было так плохо. Она просила воды, но медсестра запретила ее поить – на тот случай, если ее все же решат оперировать. Я все время с ней разговаривала. Она отвечала мне сквозь слезы, но вполне связно и логично, что я сочла хорошим признаком. Она в подробностях изложила все обстоятельства аварии. Медсестры убеждали меня дать ей отдохнуть, но что я могла сделать? Они и меня уговаривали поспать, иначе завтра я ничем не смогу помочь своим детям.
Примерно в половине шестого в больницу приехали Эндрю и Би. Они привезли детям подарки – ведь наступало утро Рождества. Эндрю был бледен, на лбу у него виднелась глубокая ссадина. Первое, что он мне сказал: «Ну почему на месте девочек не оказался я?» Детей Би поместили с другой стороны от приемного покоя. Барнаби спал, но Мелисса всю ночь не сомкнула глаз; ей тоже зашивали губу. Мы ненадолго прилегли прямо в приемной. Медсестры были с нами очень добры и терпеливы, хотя я без конца вскакивала и бежала в туалет: меня беспрестанно рвало. Я боялась, что они примут меня за истеричку и не позволят остаться с детьми.
К шести утра стали появляться люди в домашних халатах. Это были родственники пациентов – матери, братья и сестры. Они ночевали в спальнях, оборудованных на втором этаже, чтобы быть ближе к больным детям. Прекрасная больница! В семь часов, после обхода медсестер с градусниками, началось празднование Рождества. Шарлотта проснулась веселая, хоть и с забинтованной головой и заплывшим глазом. Она открыла свои подарки; медсестры принесли ей еще. Кейт проснулась позже. Она проспала всю ночь, но чувствовала себя плохо, и ее состояние ухудшалось с каждым часом. Медсестры сказали, что это последствия шока. Так продолжалось целый день. К вечеру у Шарлотты снова началась рвота. Ее всю трясло, и она стонала.
10 часов. Би забрала своих детей, которые уже пришли в себя. Мне врач сказал, что пока не может выписать Кейт и Шарлотту, потому что они все еще в состоянии шока. Надо позвонить маме, чтобы она знала, что сказать Сержу, если он позвонит из Парижа. На Олд-Чёрч-стрит
[184] всю ночь никто не брал трубку; то же самое повторилось утром. Я решила позвонить Жаклин. Она сообразит, что делать. Звонить Сержу я не хотела, чтобы не пугать его. Лучше, если с ним свяжется она и объяснит, что произошла небольшая авария, но ничего страшного не случилось, и даст ему номер приемного покоя больницы. Тогда он сможет сам сюда позвонить и поговорить с девочками. Это его успокоит. Так он и сделал. Кейт и Шарлотта сказали ему, что с ними все в порядке. Слава богу, он не видел, как их выворачивало, не видел их лиц.
