31 августа
Мой дорогой!
Сейчас три часа ночи, и мне очень-очень плохо. Меня грызет жуткая, непереносимая боль, вызванная, как я догадываюсь, чувством вины. Скажи, за все эти годы ты хоть раз мог вообразить, что настанет такая ночь? Раньше я испытывала только вечную жалость. Помню, что в конце я ощущала себя мученицей, и думаю, что эта боль, похожая на редкостное наслаждение, не покидала меня на протяжении долгих лет, пока ты не исцелил ее своей любовью. Сегодняшняя моя боль совсем другая. Это боль человека, причинившего зло другому человеку, и бессмысленно напоминать мне, что у меня были на то причины. Кто теперь разберется, веские они были или нет? Мой враг – моя совесть. Я хочу, чтобы меня простили, потому что сегодня я была счастлива, по-настоящему счастлива. День закончился. Я отработала очень хорошо и осталась собой довольна. Рядом был Жак, и я им гордилась. Рядом была Шарлотта, и ею я тоже гордилась. Мы пошли домой. Я легла с ним в постель, мы любили друг друга, и я была счастлива. Я была счастлива без тебя. Я почитала книгу, а потом ты вернулся.
В моих снах ты никогда от меня не уходил, Серж. Мне хочется позвонить тебе или написать тебе письмо. Мне хочется, чтобы ты обнял меня, как отец. Мне хочется услышать от тебя: «Я – твой друг. Я всегда буду тебя любить. Не думай, что ты меня обидела, потому что я знаю, что ты меня любишь. А сейчас иди спать». Ты ведь знаешь, Серж, что я тебя люблю? Как рассказать тебе о моей любви? Она такая же огромная, необъятная и сильная, как моя любовь к папе, а ты знаешь, как я его люблю, как мне без него плохо. От одной мысли, что его не станет, меня охватывает ужас. Ты можешь любить других женщин, можешь даже жениться, я не ревнива. Но я хочу, чтобы ты со мной поговорил, чтобы я снова могла перед тобой открыться. Сейчас я разговариваю сама с собой, воображая, что ты меня слышишь. Весь этот год я верила, что ты меня слышишь, потому что ты был в моем сердце. Я поддерживала тебя, утешала тебя, хоть ты об этом и не догадывался.
Неужели ты настолько плохо меня знаешь, что поверил, будто я захотела от тебя избавиться? Ты наизусть знаешь все мои мысли – ведь ты сам их сформировал. Одного ты не знал. А я ничего не могла тебе сказать, потому что на тебя было жалко смотреть. Я чувствовала себя такой жестокой… Мадам Азан сказала мне: «Если он тебя увидит, с твоей стороны это будет еще большей жестокостью». Я звонила тебе, но болтала о пустяках. Я не могла сказать тебе, что я тебя люблю. Но? Нет никаких но. Моя жизнь – это история любви к тебе, my darling. Любить – не значит спать в одной постели; любовь – это нечто большее, и такой любовью я тебя люблю. Ты – моя вечная любовь, даже если я говорю о ней так неуклюже. Стоит мне тебя увидеть, передо мной все плывет. Я чувствую себя виноватой и злюсь из-за того, что больше не могу тебя обнять. Отныне мне запрещено тебя обнимать. С моими привилегиями покончено. Теперь я должна стучаться, прежде чем войти в твою дверь. И в твое сердце.
Исцелит ли время раны, которые я тебе нанесла? Поймешь ли ты, что твое место в моем сердце никогда не будет занято никем другим? Настанет ли день, когда ты придешь ко мне на чашку чая и мы с тобой вместе над чем-нибудь посмеемся? Ты – часть меня, совершенно отдельная часть, и навсегда ею останешься. Для меня мука не видеть тебя, не иметь возможности с тобой поговорить. Но даже если это мне удается, все наши разговоры сводятся к пошлой истории про «измену» и унижение. Я пыталась вернуть нашу физическую близость, но я слишком долго отсутствовала, и даже одна-единственная ночь оказалась бы лишней. Отныне для тебя все по-другому, но я-то осталась прежней. Я прошу тебя не вычеркивать меня из своей жизни. Сейчас ты думаешь, что это невозможно, но это не так. Если ты преодолеешь свою боль, сможешь ли ты снова подать мне руку и позволить мне жить с высоко поднятой головой? Жизнь слишком коротка, и порой меня охватывает страх, что я умру раньше, чем ты осознаешь всю необъятность моей любви.
Все это звучит немного двусмысленно, потому что сейчас я с Жаком. Жизнь продолжается. Но скажи, есть ли шанс, что когда-нибудь я стану для тебя кем-то особенным? Сможешь ли ты сказать: «Да, но Джейн не такая, она не похожа ни на кого другого». Любая банальность лучше, чем ледяной тон в телефонном разговоре. Если среди ночи тебе станет плохо, придешь ли ты ко мне под дождем? Я брошусь тебе открывать, чтобы смыть с тебя всю накопленную горечь. Знай, что я всегда приду на твой зов. Наверное, я требую слишком многого, а потому не жду ответа. Не сейчас. В последний раз меня обуяла такая злость, что я наговорила тебе кучу несправедливых и глупых вещей, в глубине души надеясь, что ты поймешь, что они продиктованы тем, с каким презрением ты на меня смотрел. Сколько раз в такие ночи, как сегодняшняя, я плакала, мечтая, что ты меня простишь. Я не жду, что ты примешь меня обратно, нет, я хочу, чтобы ты любил меня на каком-то другом уровне, неважно на каком, главное, чтобы прекратились страдания, разделяющие нас. Я прошу тебя о дружбе. Мы никогда не были друзьями, но ты стал частью моей жизни.
Я пыталась сказать тебе об этом в письмах с Майорки. Мадам Азан сказала мне: «Ты не знаешь, как он страдал, ты даже не представляешь себе, как он пережил то, что его бросили. А ты ему даже не позвонила». Но я ведь знала, что одно упоминание моего имени причиняло тебе боль, не говоря уже о созерцании моего лица. Какое «добро» я могла тебе принести? И я решила не звонить тебе, исчезнуть с твоего горизонта, как будто я умерла. Ты видел одно: что я немедленно переехала к Жаку. Я зашла слишком далеко. Я пыталась вспомнить все, что произошло за этот год, и тут до меня дошло, что ты был в больнице, а я думала только о себе. Нет страшнее муки, чем знать, что ты – источник страданий другого человека. Нечто подобное со мной сейчас и происходит. Я не могу говорить об этом со своими друзьями. Что я им скажу? Что я дрянь? А они мне ответят: «Да он тоже дрянь, только он-то выкарабкается».
Ты должен выкарабкаться, Серж. Чтобы в один прекрасный день в тебе тоже проснулась другая любовь ко мне. Постарайся меня понять. Сегодня вечером моя печаль сменилась стыдом. После того как я от тебя ушла, до поездки на Корсику, я вела себя нахально и даже нагло. Ты тоже, но, в отличие от меня, ты имел на это право. Мои ночи – это сплошной кошмар. Меня преследует ужас, что ты больше не уважаешь меня как человека. Я сделала слишком много гадостей; лгала тебе – пусть не в открытую, но тем, что не говорила правды. Такое случается, если ты думаешь, что тебя больше не любят. Одновременно ты влюбляешься в другого мужчину, который твердит тебе, что он тебя любит. Собственное лицо внушает тебе скуку, постепенно переходящую в депрессию. Ты внушаешь себе, что ни в чем не виновата. А тот, другой, он без конца говорит с тобой о тебе… Мне хотелось, чтобы кто-то открыл меня с этой стороны. Поначалу это была лесть, потом ей на смену пришла теплота, в которой я так нуждалась, и терпение, и нежность. У меня трудный характер, я склонна к грубости, я вечно сомневаюсь в своей красоте; чтобы чувствовать себя уверенно, мне необходимо чье-то восхищение. Ты на меня больше вообще не смотрел, и я думала, что я умерла. Твоя работа, твой дом, твои награды… Мне нужно было что-то для себя, и, когда я это что-то нашла, я попыталась от него отказаться. Следующие четыре месяца стали пыткой. Ты даже не заметил, от чего именно я отказалась, а я отказалась от себя. Я хотела быть собой и сказала: «Нет», но ты думал совсем о другом и презрительно назвал происходящее со мной связью. «Дурочка, это ничем не кончится, он тебя бросит. Ясное дело, ты была заинтересована фильмом. То есть своей ролью в этом фильме. То есть собой. Ну так пользуйся шансом, самоутверждайся». Ты сказал: «Это просто связь, банальная связь, у нее нет будущего, но ради нее ты разрушила наш союз. Без меня ты ничто, у тебя не будет ни работы, ни славы. Это я тебя слепил. А он ввергнет тебя в мрак неизвестности».
