Я знаю, что эти слова были продиктованы горечью, но я ответила, что Жак – не первый. Я не хотела, чтобы ты думал о нем плохо. Он вовсе не заурядная посредственность, каким ты старался его представить. Как тебе объяснить, что он ждал полгода, прежде чем решился меня соблазнить? Хотя я была готова поддаться соблазну намного раньше. Я не сказала ему об этом, потому что у меня есть своя гордость, но вполне могла сказать. Я солгала тебе, чтобы ты не судил Жака так строго. Я старалась уменьшить твою боль, приписав себе грехи, которых не совершала, но оказалось, что этим я ранила тебя еще сильнее.
Серж, сегодняшняя ночь похожа на многие другие бессонные ночи. Я пишу тебе, но не отправляю этих писем, потому что боюсь причинить тебе новую боль, а это для меня невыносимо. Когда я вижу тебя, вижу твои слезы, я говорю себе: что я натворила? Я люблю тебя и больше никогда и ни за что не причиню тебе зла. Если б только ты мог положить руку мне на плечо, промурлыкать: «По-по-пи-до!» – и рассмеяться, как умеешь смеяться только ты, я бы знала, что ты счастлив, а значит, можешь снова разговаривать со мной. Я не собираюсь возвращаться на старое место, но я не почувствую себя счастливой до тех пор, пока не услышу от тебя: «По-по-пи-до!» Пока не пойму, что в твоих глазах я снова – allright girl
[196]. Попробуй как-нибудь. Больше я ни о чем не стану тебя просить.
Пожалуйста, поверь мне: я никогда, никогда не смогу тебя забыть. Я не хочу тебя забывать. Эта ужасная полоса должна когда-то закончиться, ты согласен? Я могла бы ужать это свое письмо до одной строчки: «Моя любовь с тобой навсегда». Знай: если тебе понадобится, чтобы я была рядом, я приду. Моя личная жизнь ничего не меняет в моей преданности тебе. Это разные вещи. Разве мы не в состоянии вырваться за рамки банальности, стать людьми, которые без горечи вспоминают все, что у них было хорошего? Или я требую слишком многого?
Вот, милый Серж, какое письмо я хотела тебе написать, но не знала, как за него взяться.
Джейн
XXX
Лето
Милый Серж!
Шарлотта передает тебе привет и желает приятной поездки. Также передаю тебе письмо, написанное в понедельник вечером. Оно имеет смысл только потому, что предназначено тебе, поэтому я его тебе пересылаю. К счастью, мы с тобой поговорили по телефону, и я поняла, что то, о чем мне рассказала мадам Азан, не вполне соответствует действительности.
Обнимаю тебя, Серж! Не забудь штанишки моей обезьянки.
* * *
Мне невероятно повезло, что он согласился остаться мне близким другом, хотя поначалу это было для него невероятно трудно. Когда у меня родилась Лу, он высказал желание стать ей вторым отцом, то есть крестным. Если у него возникали проблемы, он звонил мне, и я была счастлива его звонкам. Он мог прийти ко мне на улицу Тур в полночь и попросить накормить его ужином. Иногда он приезжал на полицейской машине или на такси. Мы накрывали на стол дважды: в первый раз для меня, Жака и детей, а во второй, в самое непредвиденное время, для Сержа. Иногда к нему присоединялась Шарлотта, иногда – Бамбу. Бамбу стала для меня лучшим человеком на свете. Она не дала Сержу себя разрушить, погубить, она родила ему ребенка, у него появилась новая семья, она была молодая и красивая и не возражала против его манеры с ней обращаться. Она позволила мне поддерживать с Сержем профессиональные отношения, которые ничем ей не угрожали. Она поняла, что мне необходимо хотя бы частично разделять его жизнь, а ему – иметь друга, с которым можно говорить абсолютно обо всем. И потом, у нас была Шарлотта. Они казались мне ровесницами, способными на одни и те же глупости. По выходным у Шарлотты была своя жизнь на улице Вернёй. Бамбу и Люлю жили в Чайнатауне, в квартире, как две капли воды похожей на ту, что была на улице Вернёй. Серж познакомился с Бамбу вскоре после моего ухода, и с того дня я знала, что он спасен.
* * *
1982
[197]
Рим, ресторан «Babington Tea Room»
Моя ненаглядная Лу вертелась всю ночь, и я почти не спала. Лу
[198], ты кто – мальчик или девочка? Скажи, проказница. У тебя такие же черные волосы, как у него? Я на это надеюсь. Я хочу, чтобы у тебя были его брови и его овал лица. Все остальное пусть будет моим. Господи, о чем я только думаю! Что за глупости лезут в голову. Это все жара виновата, или холодный чай, или мысли об обеде с Феррара
[199] – как только представлю себе такую толпу продюсеров, голова начинает кружиться. Короче говоря, сижу на площади Испании, у подножия лестницы и пью холодный чай – вместо того, чтобы карабкаться по ступенькам к английской святыне – дому Китса! О нет, слишком жарко для культуры. Здесь, в толпе американских туристов, гораздо уютнее – и душа отдыхает, и ноги. Жак, бедняга, снимает рекламу детских пеленок! Он сказал, что не хочет видеть меня на съемках, потому что ему стыдно. О-ля-ля! Пеленки, жара, приехавшие из Парижа мамаши с трехмесячными младенцами! Это тест на прочность его любви. Лу нужны будут деньги, куда от этого денешься? Лулу, ты как там? Я иду прогуляться!
Об авторе
Джейн Биркин (р. 1946) – британская актриса и певица, в конце 1960-х переехавшая во Францию и позже получившая французское гражданство. Дебютировала в кино небольшой ролью в культовом фильме М. Антониони «Фотоувеличение». В Париже познакомилась с композитором, певцом и актером Сержем Генсбуром, за которого вскоре вышла замуж. Генсбур и Биркин дуэтом исполнили песню «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет», которая принесла обоим мировую славу.
В 1970-е Джейн много снималась в кино. Ее партнерами по съемочной площадке были такие звезды, как Питер Устинов, Мэгги Смит, Роми Шнайдер, Брижжит Бардо, Жан-Луи Трентиньян и многие другие.
С конца 1980-х выступает с сольными концертами, исполняя песни, написанные для нее Сержем Генсбуром.
