(Иногда мне стыдно за всю эту историю, за то, какой она может казаться тебе, да и любому человеку со стороны. Но с ее помощью я даю себе свободу видеть изнутри. Мною больше не управляют чужие голоса. Отныне это мир моими глазами.)
Я хочу поехать в Гватемала-Сити. Дик, ты и Гватемала – способы побега. Потому что вы – катастрофы истории? Я хочу выйти за пределы себя (забавной неудачницы в мире искусства), развить подвижность.
Больше мне не придется танцевать стриптиз или быт ь секретаршей. Я вообще могу особенно не думать о деньгах. За последние пять лет, пока я вкладывалась в карьеру Сильвера и недвижимость, я заработала себе на очень длинный поводок. Так почему бы его не использовать?
Этим утром я позвонила в нью-йоркский журнал по поводу моей статьи о шоу Пенни Аркейд «Сука! Лесбиянка! Пидорская прилипала! Шлюха!». Ассистентка, может, знала, а может, понятия не имела о том, кто мы такие, так или иначе она была надменной и безучастной. Есть ли на свете большая свобода, чем безразличие к тому, что подумают обо мне в Нью-Йорке?
Время паковать вещи и звонить Сильверу. Мне так хорошо тут, в дороге.
С любовью, Крис
ФАКС
КОМУ: КРИС КРАУС / МОТЕЛЬ «ХИДЕН ВИЛЛИДЖ»
ОТ КОГО: СИЛЬВЕР
ДАТА: 16 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА
Милая,
я проснулся вчера среди ночи и написал тебе письмо.
Между нами все как-то не так…
* * *
Санта-Роза, Нью-Мексико
17 декабря 1994 года, около полудня
Отель «Баджет Тен»
Дорогой Дик, Сильвер, Кто угодно –
я бы вообще не писала сегодня, если бы не забыла в машине свои книги. Но я слишком устала, чтобы снова одеваться ради пары страниц о жизни Гийома Аполлинера.
Сегодня в пути на меня несколько раз нападала хандра – ощущение покинутости и бессмысленности всего, – но потом я включила радиостанцию из Альбукерке, там ставили олдскульный рэп и брейк-данс года примерно восемьдесят второго. Кёртис Блоу и синтезаторы в стиле диско так меня взбодрили, что я могла бы ехать всю ночь.
Вчера вечером в Гэллапе я ничего не писала и после того ужасного телефонного разговора с Сильвером выехала позже, чем планировала. С каких это пор ты так уважаешь Изабель, что считаешься с ее мнением о наших делах? Потом я меняла масло, обедала, так и полдень наступил…
…но я все равно съехала с шоссе в Холборне, чтобы посмотреть на Петрифайд-Форест, который вовсе никакой не лес, а скорее музей валунов и каменных глыб. Нас – бесцельно слоняющихся по плоскогорью на всеобщем обозрении – было совсем немного.
Вернувшись в машину, я задумалась об Орфен-Плане, о том, как мечта (наша жизнь в Ист-Хэмптоне) вдруг начинает казаться отталкивающей. Для человека из тропических лесов Центральной Америки жить в Ист-Хэмптоне и посещать школу в Спрингс, должно быть, сущий ужас.
Где-то в пути вся эта секс-Дик-история рассеялась. Похоже, я готова вернуться к асексуальности еще на годик. Не понимаю, куда я направляюсь…
А позже, думая о «Стихотворении для обдолбышей» Джона Винерса:
Нас фараоны
скоро потревожат,
повяжут Джимми, а меня
осудят условно. Стихо –
творения не лгут нам. Лжем мы по
их законам,
оживленные блеском момента…
Как он собирался строить свою карьеру? Ха-ха. Линдси Шелтон особенно нравился пессимизм «Тяжести и благодати», и вот теперь стало ясно, что у фильма нет кинематографического будущего. Пора бы это уже признать, но, уффф, я-то думала, после «Т и Б» будут и другие фильмы. Если фильмов не предвидится, мне надо решить, что будет дальше.
А теперь еще Сильвер растерян и готов чуть ли не отречься от всей нашей авантюры. Он злится на Жан-Жака Лебеля за то, как тот изобразил Феликса, и злится на парня Жозефины за то, что тот написал книгу о них обоих. Но Сильвер, Феликс и Жозефина – это ведь Сид и Нэнси французской теории.
Завтра – новый часовой пояс (центральноамериканское время) и Техасский выступ. Потом Оклахома, потом Юг. Вчера в Гэллапе я купила три пары сережек.
Дик, сегодня вечером мне сложно настроиться на тебя. Все эти заморочки одинокого ковбоя кажутся глупостью.
Крис
* * *
Крис ехала на восток и чувствовала, как ее засасывает во временной тоннель. Приближалось Рождество. Все больше рождественских песен на радио, все больше рождественских украшений в провинциальных городках, словно Рождество было тучей, которая опустилась на Нью-Йорк и неравномерно сгущалась над всем Западом. Крис в буквальном смысле теряла время, пересекая часовые пояса в восточном направлении, она увозила себя все дальше от того, что ей было знакомо. Это напоминало пространственно-оптическую иллюзию, когда застреваешь в пробке на однополосной дороге. Начинаешь паниковать, потому что думаешь, что твоя машина едет сама по себе, а потом до тебя доходит: едут машины вокруг. Твоя стоит неподвижно.
Шони, Оклахома
18 декабря 1994 года: 11:30 утра, центральноамериканское время
Мотель «Американ» (25 $ за ночь)
Ну что, Дик.
Я заблудилась в Оклахома-Сити. Бензин был практически на нуле, а я никак не могла найти гостиницу. Мотель из путеводителя оказался блядюшником при стриптиз-баре, а все остальные гостиницы были переполнены. Я потратила еще три часа, чтобы найти свободный номер здесь, в Шони. Прямо через дорогу от меня – скотобойня.
Когда до меня дошло, что я выбрала не тот выезд из Оклахома-Сити, участок трассы ремонтировали и съезжать было слишком поздно. Пришлось сделать петлю в пятьдесят миль. Паника отбросила меня назад к прошлогодним разъездам между Нью-Йорком, Коламбусом и Лос-Анджелесом.
Паника. Поздняя зима 1993 года. Я прилетела из Лос-Анджелеса в Коламбус, вышла из самолета около полуночи, резко и грубо выдавленная из тюбика командировки в реальность, от которой меня отделяли отели «Рэдиссон» и «Хаятт», платиновые карточки авиалиний и программы «Херц Преферд». Машину, на которой я приехала из Нью-Йорка, ремонтировали по гарантии в салоне «Субару» в Коламбусе. Я поймала такси, чтобы доехать до промышленной зоны, где торгуют автомобилями, в пятнадцати милях от города. Копия ключа от машины была готова, но когда мы оказались на месте, самой машины нигде не было. После семи часов в режиме мотель-такси-самолет-такси я вдруг обнаружила себя под светом прожекторов на автостоянке в час ночи; идет снег, лают сторожевые собаки. Таксист повез меня в город, никаких границ между нами, он бубнит что-то про «черномазых» и еще о том, что он читал Уильяма Берроуза, и как это выделяет его среди таксистов Коламбуса, и не могла бы я рассказать ему, как выжить, занимаясь искусством? Ээ, нет.
