«Есть грамматическое время томления и сожаления, в котором каждый шаг, который ты делаешь, становится отложенным, пересмотренным, немного сдерживаемым. Прошлое и будущее предполагаемы, идеальный мир, существующий в тени условия. Совершенное будущее» («Торпор»). Если существует временное пространство, в котором разворачивается «Торпор», то оно таково: всегда уже возможно.
«На дворе 1989 или 1990 год, – начинается книга. – Джордж Герберт Уокер Буш – президент Соединенных Штатов, и в Саудовской Аравии только что началась война в Персидском заливе». Жером Шафир и Силви Грин (Сильвер и Крис из I Love Dick) путешествуют по территории бывшего Советского блока «под благовидным предлогом, – говорит нам текст на обложке, – усыновить сироту из Румынии». Но внутри и вокруг этой повествовательной рамки разворачиваются другие истории и Истории. Прошлое Жерома – одного из детей Второй мировой войны, спрятанного нееврейским населением во время депортации (события, также спрятанного в тени «официальной» французской истории Сопротивления), – преследует повествование и пару.
«Ты напишешь книгу, – скажет Силви Жерому, – о Войне. Ты назовешь ее “Антропология несчастья”». С этой трагической личной и социополитической историей сопряжена разворачивающаяся современность Румынской революции, которую Жером и Силви видят по телевизору, а затем своими глазами, путешествуя через обнищалый Восток. И перед нами история самой пары: аборты Силви, «другая» семья Жерома (бывшая жена и дочь), реальная политика академии и арт-мира, панковское прошлое и будущее пост-I–Love-Dick.
Оживленный тем, что Гэри Индиана называет «сложным и пугающе проворным, неспокойным умом», «Торпор», как и I Love Dick, искусно сплетает личное и политическое таким образом, что никто не выйдет сухим из воды. Это не значит, что книга подчеркнуто печальна и мрачна. Жером и Силви, говорит нам книга, «стали пародией на самих себя, парой клоунов. Они Бувар и Пекюше, Бёрнс и Аллен, Мерсье и Камье». И ровно так же, как самый оглушающий юмор Беккета «берет начало в описании мучительных отношений» (Rosen 208), юмор Краус часто связан с тяготами этой бездетной пары. Здесь много комедийного – особенно в начале, – и (как и в I Love Dick) часть эффекта книги заключается в том, как комедия преломляется о некоторое гипотетическое будущее, в котором многое на кону. «Торпор» – отличное сопутствующее чтение к I Love Dick, способ вернуться к началу цикла, завершающегося событиями романа, который вы держите в руках, и толкование аллюзий, которые вы в нем найдете. История Феликса и Жозефины, «Сида и Нэнси французской теории» разыграна в противопоставлении истории Жерома и Силви. Связи между континентальной философией и арт-миром восьмидесятых обнажены, и то, как холокост преследует французскую теорию и большую литературу, приобретает более четкую форму и измерение. «Не кажется ли тебе, что самый важный вопрос звучит так: “Откуда берется зло?”», – пишет Крис Дику. В первом романе этот вопрос возникает ближе к концу текста, когда Крис описывает забастовку на «Кока-Коле» в Латинской Америке и пишет Дику о путешествии в Гватемалу. Здесь же он возникает безжалостно рано, когда рассказчица сопоставляет фактическую информацию о Румынии и часто комические проявления «мучительных отношений».
Как и I Love Dick, «Торпор» прекрасно написан. Краус умеет заканчивать параграфы, приходя к утверждению настолько емкому, что каждый раз вынуждает меня остановиться.
«До того, как она оставила Жерома, – пишет Краус, – она начала писать любовные письма человеку, который ее не любил. В Лос-Анджелесе она продолжает писать этому человеку, а затем просто продолжает писать». «Торпор» утверждает обещанное I Love Dick так, как редко это удается приквелам/сиквелам. Если вы, как и я, обнаружили, что любите Крис, – продолжайте читать.
Личное – это теоретическое
Роман I Love Dick как энциклопедия американского феминистского искусства
Послесловие Марины Винник
Крис Краус написала свою книгу в 1997 году, после того как критическая теория и феминизм как одна из ее частей прочно вошли в американскую академию и искусство. Краус походя использует в своем тексте имена таких женщин-теоретиков и философов, как Люс Иригарей, Симона де Бовуар, Вирджиния Вулф, Люси Липпард, Симона Вейль или Донна Харауэй, – упоминая их так, будто это общее место. Но в отличие от современных феминистских писательниц и исследовательниц, которые зачастую принципиально не цитируют белых мужчин (как, например, Сара Ахмед в своей последней книге-манифесте Living a Feminist Life), Краус плотно погружена в мужской европейский философский контекст. Ее книга – это, собственно, обращение к мужчине Дику Хебдиджу, британскому теоретику культуры. В своих письмах Краус в совершенно обыденном стиле ссылается на десяток сложных авторов, таких как Делёз, Витгенштейн, Беньямин, Кьеркегор, Хабермас, Хайдеггер, Фуко, Барт, Гваттари и Лакан. Нагруженный большим количеством отсылок и теоретических выкладок, ее роман превращается из развлекающего нарратива в собственно современное искусство, которое находится в прямом диалоге с актуальной философией.
Точно так же, как и произведение современного искусства, книга Крис Краус должна быть прочитана как отпечаток своего времени и актуальных для ее авторки воззрений. Так, в I Love Dick практически отсутствуют критика гендера, постколониальное мышление и анализ собственных привилегий – темы, важные для современного феминистского интерсекционального подхода. Как художница и как теоретик Краус не делает никаких резко радикальных жестов, обличая мир мужского искусства, в отличие, например, от британской суфражистки Мэри Ричардсон, в 1914 году изрезавшей картину «Венера с зеркалом» Тициана, или авторки SCUM-манифеста Валери Соланас, которая стреляла в Уорхола в 1968 году. Однако за ее повествованием ощущается та же злая фрустрация, глухое недовольство женщины, не согласной с тем, как устроено общество.
Как замечает одна из исследовательниц творчества Краус – Анна Уоткинс Фишер, – Крис Краус, точно так же, как и несколько раз упоминаемая в книге Софи Калль, субверсирует ситуацию власти не через ее захват, а через трансгрессивные паразитические практики. Женщина-писатель или женщина-художник могут при помощи искусства превратить мужскую фигуру в объект своего письма, в своего рода дневник, инструмент для выражения собственной (пусть и одержимой мужчинами) субъективности и в конечном итоге – в книгу собственного авторства. Такого рода паразитизм не предполагает взаимности (Краус навязчиво пишет письма мужчине, который открыто отвергает ее), но при этом позволяет женщине выстраивать какие угодно рассуждения, так как ее безответный адресат не наделяется достаточной субъективностью для того, чтобы участвовать в диалоге на равных. Не так ли на протяжении многих веков были устроены мужские искусство и литература?
Интересным образом именно через такое «паразитическое» письмо, а не через свои фильмы, Крис Краус получила мировую известность. Собственно себя в романе Краус и описывает как художницу, живущую за счет своего мужа-ученого, которая бесконечно пытается получить признание в мире мужских авторитетов. Видеоработа Gravity & Grace – реально существующая короткометражка, снятая Краус в 1996 году по мотивам одноименного текста Симоны Вейль. Точно так же, как и кинокарьера главной героини, кинокарьера Крис Краус была совершенно неуспешной. Зато после того, как Краус стала публиковать свои тексты, галереи и фестивали начали часто демонстрировать ее видеоработы.
