И тогда начался «настоящий «сеанс».
Элизелд отвернулась от белоснежного здания напротив и заставила себя несколько раз вдохнуть медленно и глубоко.
Чтобы отвлечься, она достала из кармана джинсов пластиковый компас и посмотрела на него…
Но он показывал на юго-восток, прямо вдоль Беверли в сторону Сивик-центра.
Стрелка компаса не пыталась синхронизироваться с проезжающими мимо машинами или проходящими пешеходами. В отличие от ранее наблюдаемых ею случаев с заброшенным «Фольксвагеном» и дверью бара, на этот раз источник был где-то далеко.
«Там… в той стороне есть призрак, – осторожно подумала она, пытаясь смириться с мыслью. – Большой».
С Бельмон-авеню на малой скорости тяжело свернул грузовик по перевозке мебели и выехал на бульвар, где по крашеному асфальту туда-сюда сновали маленькие «Тойоты» и старые большие машины-амфибии «Ла-Бамба» – вверх в сторону Голливуда или вниз в сторону городской управы, где вороны и голуби размахивали крыльями вокруг светофоров или подбирали мусор с освещенных холодным солнцем тротуаров… но где-то здесь же, на Беверли, со стороны Харбор-фривей бродил неспящий большой призрак.
Призраки прибыли на «сеанс» в период переполоха, когда охваченные огнем люди срывали с окон шторы и заворачивались в них. Фрэнк Роча представлял собой клокочущее белое пламя, к которому никто не мог подобраться близко.
Тогда у Элизелд наполовину сгорели волосы. Погасив огонь на себе, Элизелд сожгла себе руки и лицо в тщетной попытке набросить штору на Фрэнка Рочу, но на сегодняшний день ярче всего в памяти звучала агония оглушительных, опустошающих криков.
Двери коридора распахнулись, и в конференц-зал стали входить люди, которые, казалось, не замечали пожара. Они не совсем входили, они будто скользили или плыли по воздуху или мерцали, как в плохой анимации. Почти на всех неправильно лежал свет: тени на их лицах не соответствовали огню пылающего на полу тела, а когда они вдруг повернулись к нему, необъяснимо устойчивые тени вдруг стали походить на дыры.
Другие явились с потолка: в воздухе немыслимо плавали несколько гигантских младенцев со свисающими с живота багровыми пуповинами, их огромные лица были красными, а рты распахивались отвратительно широко, когда они завывали, как торнадо.
Кровавые, мяукающие эмбрионы цыплят клевали и царапали горящий череп Элизелд, а когда она пыталась отбиться, падали ей прямо на лицо.
Вместо того чтобы бежать к дверям, где толпились призраки, все на четвереньках расползались по углам, стараясь находиться ниже клубов тяжелого дыма с запахом горелой кожи. На трех пациентах, двух женщинах и мужчине, разорвалась одежда, выпустив длинных и мясистых змей, которые росли, извиваясь вверх, словно питоны, а затем надулись и покрылись щербинами, изображая с бульбообразного конца гримасничающие человеческие лица.
Лица на мясистых змеебульбах и пестрые от теней лица вторгшихся призраков, а еще красные лица гигантских младенцев и окровавленные, покрытые копотью, заплаканные лица пациентов Элизелд кричали, визжали, лепетали, молились, рыдали и смеялись, пока Фрэнк Роча полыхал посреди комнаты, подобно доменной печи. К тому моменту, когда его невыносимо яркое тело накренилось, опрокинулось и рухнуло, проваливаясь сквозь пол, большие окна уже полопались, их разбитые вдребезги стекла кружили кристаллическими иглами и уносились во тьму, а люди вылезали наружу, висели на балках и падали на клумбы внизу. Элизелд подтащила к окну женщину без сознания, каким-то образом взвалила ее неподвижное тело на плечо и вылезла наружу. От прыжка она чуть не сломала себе шею, ноги в коленях и челюсть, но когда на парковке с визгом затормозили пожарные машины, она проводила реанимацию бессознательного пациента.
Элизелд моргнула и поняла, что уже долго стоит на обочине, содрогаясь от озноба и обливаясь потом на холодном, пропитанном дизелем ветру.
«Это было два года назад, – сказала она себе. – И что ты собираешься делать сейчас?»
Она решила вернуться на Бельмон-авеню и затем по какой-нибудь другой улице спуститься до Лукас. Большой палец Гудини по-прежнему щекотал ее вспотевшую щиколотку, однако пару мгновений назад что-то привлекло ее внимание, и ей не хотелось нарваться на нечто сверхъестественное. Она развернулась и вошла в ресторан marisco, где в музыкальном автомате громко играла музыка мариачи, и купила пару рыбных тако, завернутых в вощеную бумагу, чтобы уговорить продавца дать ей большую пластиковую сумку, в которую поместится ее разорвавшийся пакет с продуктами.
Следующий квартал проходил через Гулет-стрит со старыми серыми бунгало, часто обнесенными забором, преобразованными в результате давнишней смены зонирования в автомастерские и шиномонтажные. Когда она спешила мимо провисших заборов, от припаркованной машины отделился парень и поинтересовался, может ли ей чем-то помочь, а через полквартала еще один мужчина кивнул ей и жестами изобразил удары хлыстом, но она понимала, что они оба всего лишь кокаиновые дилеры, так что просто пожимала плечами, кивала головой и шла дальше.
Наутро после «сеанса» ее перевели из больницы в полицейскую камеру по обвинению в непреднамеренном убийстве. Ночь она провела в тюрьме и на следующий день, в пятницу, оплатила залог в размере 50 тысяч долларов и преспокойно выдвинулась на своей верной маленькой «Хонде» прочь из Калифорнии прямиком через пустыню Мохаве. Она понятия не имела, что же произошло во время лечебной сессии, точно ей были известны лишь два факта: что погибли Фрэнк Роча и еще два пациента и что у нее был психический припадок, тяжелое шизофреническое расстройство восприятия. Она была уверена, что на какое-то время повредилась умом, и до вечера этого понедельника ни капли не сомневалась в своем диагнозе.
Сейчас же, идя по Гулет-стрит, она задумалась: а не лучше ли ей жилось, пока она считала себя сумасшедшей?
На углу с Лукас она повернула направо, затем еще раз свернула направо в узкую улочку, вихлявшую мимо задних дверей алкогольной лавки и прачечной, чтобы снова выйти на Беверли. До магазина алкогольных напитков «У Рафаэля» оставалось пересечь перекресток на Беверли, и она надеялась, что Салливан еще не приехал туда.
Она взглянула на компас, который по-прежнему держала в руке. Стрелка указывала куда-то за ее спиной, на север.
«Старый добрый север», – подумала она. Элизелд вздохнула и ощутила, как отступило напряжение и расправились плечи: что бы ни происходило, это явно уже закончилось. Но когда она вновь посмотрела на компас, чтобы окончательно успокоиться, стрелка качнулась и замерла.
Она так резко развернулась, что под ногами скрипнул гравий. Из-за угла с алкогольной лавкой показалась и, покачиваясь, пошла в ее сторону сгорбленная низенькая фигурка.
«Duende!
[49] – подумала она, поворачиваясь обратно, чтобы восстановить равновесие, – те самые полупроклятые злобные ангелы, о которых прошлым вечером на берегу рассказывали женщины!»
