Двойняшки остановились, покачиваясь на носочках, когда холодная, бушующая вода была им по грудь. Но Элизабет позволила воде подхватить ее и по-собачьи поплыла к терпящему вдалеке бедствие отцу, в то время как Пит, устрашившись глубины, которая угрожала их отцу, и сильных колик в животе, развернулся и попытался выбраться на берег.
– Ты антенна, – Кути с любопытством смотрел на него со своего насеста на спинке дивана, – но тебе все же понадобится маркерный радиомаяк, приманка.
Чуть позднее Элизабет вернулась на берег – изможденная, больная и одна.
– Я и радиомаяк тоже, – печально ответил Салливан. – Я все же его сын.
Разумеется, они так и не открыли три банки рутбитра, хоть близнецам и было суждено снова мельком увидеть их двадцать семь лет спустя… в Венисе.
Лицо Салливана похолодело: выплывшее из глубин памяти лицо Келли Кит, вкрадчиво наблюдающей за тем, как тонет ее супруг, наложилось на сохранившееся в памяти лицо Деларавы, и он остолбенело понял, что это одна и та же женщина.
– Ники! – произнес он настолько неровным голосом, что Элизелд тут же обеспокоенно взглянула на него. – Лоретта Деларава – это Келли Кит!
– Ну да, – ответил Брэдшоу. – Мне это известно еще с 1962 года.
– Когда нам было десять лет? Ты мог бы нам сказать!
– А ты бы захотел снова жить с ней?
Салливан вспомнил симпатичное юное личико, внимательно наблюдающее за тем, как в море гибнет пожилой мужчина.
– Боже мой, нет.
– Она убила твоего отца, – сказал Брэдшоу. – Точно так же, как убила меня. А теперь хочет избавиться от двойного чувства вины. Два позора, два свидетеля. Если нас не станет, то оба события перестанут быть правдой. Для нее.
– Нет, он утонул, она его не убивала…
– Она накормила тебя, твою сестру и твоего отца. Отравленным картофельным салатом. В один и тот же прекрасный солнечный день.
Кути нетерпеливо спрыгнул с дивана и засеменил туда-сюда по полу, на ходу подхватив пачку «Мальборо» Салливана. Он вытряхнул одну сигарету и, со свисающей с нижней губы сигаретой, похлопал себя по карманам штанов.
– У кого-нибудь есть спички?
– А как же детские легкие! – запротестовала Элизелд.
– Одну сигаретку? – произнес голос Кути. – Вряд ли, думаю… Все в порядке, миссис Элизелд, я уже курил «Мальборо». Неужели? Вообще-то она права, тебе не стоит. Смотри, чтобы я больше не видел тебя с сигаретой в руке! – Он вынул сигарету изо рта и положил ее обратно в упаковку. – Ты первый начал, ты управлял моими руками. Не спорь со старшими, дама совершенно права. Я злоупотребил… черт подери. – Он снова покосился на Салливана. – Я думаю, твой план сработает. В некоторой степени он лучше моего. Мне нравится идея использования карборундовой лампы для выведения в фокус одного-единственного сигнала – так вполне возможно удастся исключить вариант спаренной линии связи. Давайте за работу.
Брэдшоу вызвался расчистить свой рабочий стол, на изрубцованной коричневой поверхности которого Кути с Салливаном сразу же стали раскладывать плафоны, коробки и провода. Брэдшоу даже достал из шкафа парочку старых дисковых телефонов и отдал им на запчасти. Салливан дважды ходил к фургону: один раз за инструментами и другой – чтобы отключить и затащить в офис аккумулятор, который даст ровно 12 вольт прямого тока. В какой-то момент, когда он производил быстрые подсчеты карандашом, Элизелд встала за его спиной и слегка сжала его плечо рукой. Она то и дело убегала хозяйничать на маленькую пристроенную кухню, и затхлый коричный воздух офиса наполнялся пронзительными парами с нотами мяты и горячей текилы.
Пока пальцы и мозг Салливана следовали за неизменно шахматной логикой потенциалов, сопротивлений и магнитных полей, его ум звенел от взрыва доселе погребенных воспоминаний, а испуганные мысли выстреливали из-под свежих руин его обрушившейся психики.
«Я был там, когда он утонул! Во время рождественских съемок в 86-м я не впервые оказался на Венис-бич, – неудивительно, что, несмотря на зимнюю серость улиц и тротуаров, меня посещали дежавю с залитыми солнцем ландшафтами Вениса. Я был там летом 59-го, когда он утонул, а Лоретта Деларава – это Келли Кит, наша мачеха, которая убила его, отравила и смотрела, как мой отец тонет! Я был там – я видел гибель моего отца! Сьюки хотя бы попыталась поплыть к нему, чтобы спасти, а я сдался, сбежал к пляжным полотенцам».
О, вероломная карболка, напевал он в уме на мотив старого рождественского гимна Сьюки, который он плохо помнил.
Он вдруг понял, что Сьюки никогда не забывала про тот день и помнила, вероятно, его почти целиком. Ее алкоголизм («меньше помнишь, лучше спишь»), ее безбрачие и даже ее последняя нездоровая попытка затащить Пита в постель, чтобы заняться с ним сексом, после того как он обвинил ее в том, что она оболгала его перед Джуди Нординг – и даже ее самоубийство, – все это, должно быть, было, как стало ему очевидно сейчас, когда он привинчивал фордовскую индукционную катушку к поверхности стола, следствием того, что она всегда помнила тот день.
Часам к трем конструкция была установлена на столе и зафиксирована в нужных местах, имела всю необходимую проводку, а карборундовая лампа была подключена. Эдисон сообщил, что после нагревания разреженной лампы линия ее внутреннего кистевого разряда будет чувствительна ко всем движениям присутствующих в комнате людей, поэтому они завели проводку за дверной проем, в маленькую, залитую люминесцентным светом кухоньку и установили конструкцию громкоговорителя с мелковым цилиндром на кухонном столе у мойки, а старый телефон с перепрошитой проводкой поставили на телевизионную тумбу в центре кухни. Салливан торжественно поместил перед ней кухонный стул.
На старенькой белой эмалированной плите Элизелд варила в сотейнике исходящий парами термоядерный чай из листьев мяты и текилы, а когда вся жидкость выпарилась и листья были почти сухими, выключила огонь. Они с Джоанной стояли у плиты, окруженной проводами, которые тянулись по всему истертому линолеуму на полу.
Огромными и пустыми глазами Элизелд посмотрела на Салливана, и он подумал, что, должно быть, выглядит не лучше.
– Когда будешь готов, – сказала она, – мы с Джоанной зажжем в соседней комнате свечи и сбрызнем все вокруг маслом для vente aquí
[60]. После этого нужно будет отключить пожарную сигнализацию, и я снова зажгу огонь на плите, очень сильный, под кастрюлей с yerra vuena. Ты будешь говорить с поднимающимся из нее дымом.
Прежде чем открывать новую банку с пивом, Салливан старательно относил пустую в мусорную корзину, чтобы Элизелд не смогла их подсчитать. «О, ромовый ключ… О, ромовый ключ… О, ромовый ключ к за-бы-ть-ю…» – пронзительно распевал он в уме.
Последнюю банку он принес в кабинет, где стало уже совсем темно, потому что Брэдшоу выключил телевизор и вынес его в один из своих гаражей, и постарался открыть ее как можно тише, пока проверял разряд в карборундовой лампе. Лампа уже нагрелась, и внутри стекла кружила призрачная голубая дымка электронов, которая при каждом его шаге беззвучно меняла конфигурацию.
