Его неуклюжее барахтанье эхом отражалось от близко расположенной стены, которая была стеной не Большого мавзолея, а черного стального корпуса корабля, находившегося всего в нескольких ярдах и настолько громадного, что отсюда даже трудно было представить себе весь корабль целиком.
Наверху на палубе кто-то крикнул:
– Убирайся из города!
Салливан слышал, как рядом барахтается Элизелд, но не мог рассмотреть ее в быстро сгущающейся темноте. Какой-то поток бил его о стальной корпус корабля, а Элизелд – о него самого, и даже когда они вместе попытались энергично отплыть подальше, он услышал металлический звук удара, когда Элизелд натолкнулась на стену со своей стороны. Наверное, они оба сейчас плыли по какому-то узкому каналу.
Дальше стены стали резко вогнутыми, словно заворачивались вокруг него. Свет исчез, а колени Салливана прижало к подбородку каким-то закругленным металлом, который теперь находился и под ним тоже.
Его неистово трясло от скорости и силы происходящего, как вдруг все прекратилось, и он оказался замкнут под водой – в кромешной тьме.
В спину ему давили кости скрюченного тела Элизелд, и Салливан понял, что с ее стороны на нее тоже давила стена. Теперь вокруг них была только вода без малейшего запаса воздуха.
Под ногами у Салливана появилось металлическое дно, и, судя по эху от царапающей его подошвы, над головой, очень близко, находился потолок. Они с Элизелд оказались заперты в каком-то замкнутом цилиндре, доверху наполненном водой. В ушах Салливана щелкало и булькало из-за ледяной воды, а сердце бешено колотилось от мысли о том, что он снова потерял своего отца в морской воде.
Салливан поднял руки, чтобы попытаться оттолкнуться от стены на уровне лица, и ощутил, что в запястья впиваются туго затянутые наручники. За спиной у него отчаянно извивалась Элизелд.
Пока она билась о него, он не мог даже выпрямить ноги, чтобы головой упереться в потолок, и чувствовал, что вот-вот лишится последнего запаса воздуха в легких, выпустив его вместе с бесполезным криком – и тут осознал, что его руки чем-то заняты.
Правая рука нырнула в жесткие волнистые волосы за ухом и вытащила нечто, на ощупь похожее на шпильку для волос, затем пальцы аккуратно распрямили кусок проволоки. Он знал, что они двигаются медленнее и осторожнее обычного, потому что на этот раз у него недоставало одного пальца.
Левым локтем он пихнул Элизелд в бок в надежде, что она поймет его просьбу как «Не дергайся!».
Затем пальцы ловко воткнули проволоку в зазор левого наручника – между хомутом и подвижной частью с засечками и, не убирая проволоку, взялись за боковые стороны наручника и до боли сжали их вовнутрь, после чего подвижная часть отщелкнулась наружу, освободив левое запястье, а левая рука взяла проволоку и, используя полный комплект пальцев, быстро освободила правую.
Он сдвинул своим телом Элизелд и уперся ногами в дно. Теперь его руки поднялись вверх, цепляя локтями о клаустрофобно близкие металлические стены, с усилием нажали на металлическую крышку… и повернули ее. Принудительный поворот освободил защелку, и дальше он уже поворачивал крышку вместе с верхней частью цилиндра, упираясь ногами в пол. Он выпрямил ноги и, таким образом поднимаясь, давил на крышку, выталкивая ее руками, и вскоре по его запястьям пробежал прохладный воздух. Только теперь Салливан понял, что они с Элизелд находились в вертикальном положении, а не лежали в горизонтальном.
Как вдруг внезапно верх стал низом, и оба они вниз головой вываливались из узкого бидона, в который, булькая и журча, проникали пузырьки воздуха. На мгновение плечи Салливана застряли в узком горлышке бидона, но вода и металлические диски, которые тоже стремились прочь из бидона, протолкнули его дальше…
Салливан выпал в залитый солнцем воздух и тяжело плюхнулся на мелководье, заехав вывернутой шеей и плечом прямо в илистый грунт, и вдогонку поймал от Элизелд приличный удар под зад коленом.
С усилием он сел в воде, которая колыхалась на уровне груди, и проморгался в золотых лучах вечернего солнца. Прислонившись спиной к вертикальному камню, хрипя и задыхаясь, он смотрел сквозь мокрые пряди волос на два ветвящихся дерева, которые поднимались из затененной прибрежной воды всего в паре ярдов от него, а в другой паре ярдов за ними виднелись низкая бетонная плотина и ограждение. Некоторые верхушки деревьев все еще отсвечивали золотой зеленью в последних лучах солнца.
Руками он судорожно шарил в илистой грязи под собой в попытке найти корни дерева и ухватиться за них на случай, если мир опять решит перевернуться.
Элизелд сидела в воде рядом с ним и держалась за его плечо, выкашливая из себя грязную воду и жадно наполняя легкие воздухом. Полные тины и грязи волосы снова были длинными, а худенькое и усталое лицо – ее собственным. Убедившись, что она в состоянии дышать, Салливан осторожно отклонил голову назад и посмотрел вверх. Он сидел у прямоугольного мраморного столба, где-то далеко наверху подпиравшего мраморную поперечную балку. Они с Элизелд оказались на южной стороне озера, в дальней лагуне за мраморными стенами монумента Дугласу Фэрбенксу.
Мир держался прочно, и Салливан, мускул за мускулом, стал расслабляться.
В ухе сильно засвербило, и он чуть было не засунул в него палец, как зудящий голос произнес:
– Вам нужно дойти до стены студии «Парамаунт», но сначала порыщи в воде и найди руки Гудини.
– Хорошо, папа.
Салливан отодвинулся от столба и медленно, на коленях, едва не касаясь лицом воды, по поверхности которой расходились круги от его резкого дыхания, шарил руками в бархатистом иле. Элизелд лишь наблюдала за ним, тяжело и хрипло дыша.
До него доносились отрывистые поскрипывания металла и квакающий смех, но они звучали далеко и ближе не становились.
Ил был полон самых разных монет, но Салливан убирал их в сторону, – при виде первой горсти монет Элизелд издала резкий вдох, – и наконец нашел гипсовую руку без одного пальца, молча передал ее Элизелд, и тут же нашел и вторую руку.
– По этому склону поднимемся до служебного проезда, – прошептал он Элизелд, – там повернем направо и вдоль стены пройдем до конца на запад. Машина…
– Ты ведь был там внутри, вместе со мной, – напряженно перебила его Элизелд, – да? Бидон был наполнен соленой водой, верно?
Салливан отжал эластичные манжеты своей кожаной куртки и подумал, что она все еще пропитана солью.
– Не знаю, происходило ли это на самом деле или нет, – произнес он, – но да, я был там вместе с тобой.
В ухе Салливана снова зазвенел голос:
– Если что, это было знаменитое освобождение Гудини из запертой молочной канистры. Номер имел грандиозный успех в девятнадцатом и двадцатом годах.
Салливан помог Элизелд встать из вязкого ила, потом добрел до плотины, встал на нее и перекинул ногу через ограждение.
