– Кути?
– Да, папа! Вы там все пьяны? Послушай…
– Нет, это ты послушай, молодой человек. Ты разбил Данте – не перебивай меня, – ты разбил Данте и высвободил сияние, когда еще ничего не было готово… если уж тебе так нужно знать, это твой сын…
Снова раздался голос его матери:
– Кути! Верни господина!
Кути уже не всхлипывал, а рыдал. Все было до ужаса неправильным.
– Мама, здесь нет никого, кроме меня. Что с вами случилось? Я заблудился, и этот тип… меня ловят плохие парни…
– Чтобы собрать нас, необходим господин! – перебила его мать громким до нечленораздельности голосом. – Верни его!
– Его тут нет! – взвыл Кути; его ухо намокло от слез, отбрасываемых ветром, или от пота, и теперь еще и мерзло, потому что он отодвинул трубку на несколько дюймов от головы. – Это я звоню. Меня зовут Кут Хуми, помнишь меня? Я один!
– Ты убил нас! – заорала его мать. – Ты разбил Данте, не мог подождать, а потом… силы тьмы!.. нашли нас и убили! Я мертва, твой отец мертв, потому что ты не захотел слушаться! А теперь господин не позвонил! Ты плохой, Кути, ты пло-о-хо-ой.
– Она права, сынок, – вмешался отец Кути. – По твоей вине мы погибли, и Кетхумба где-то исчез. Немедленно иди сюда.
Кути не мог вообразить комнату, в которой находились его родители, – она походила на какой-то бар, – но внезапно с полной определенностью понял, как они были одеты. В те же самые официальные свадебные костюмы.
Там, на заднем плане, маленькая девочка начала декламировать стихотворение о том, что в некоторых садах клумбы бывают слишком мягкими… а потом хриплый женский голос произнес: «Да скажите же ему, чтобы надел Аля…»
Кути повесил трубку. Ветер на этой улице сделался заметно холоднее, и серое сияние небес упало непрозрачным дымом на ветровые стекла проезжающих мимо автомобилей.
Его четвертак загремел в окошечко возврата монеты. Очевидно, звонки в 911 были бесплатными.
А в десяти кварталах к востоку от Кути, прислонившись к обоям с бамбуковым узором в заполненном кухонным паром тайском ресторане, торговавшем навынос, Шерман Окс прижимал к уху трубку другого телефона-автомата.
На другом конце линии ответил мужской голос, повторил номер телефона, с которого звонил Окс, и спросил:
– Какая категория?
– Не знаю, – ответил Окс. – Наверное, без вести пропавшие. Я звоню насчет того ребенка, Кута Хуми Парганаса, о котором поместили объявления на рекламных щитах.
– Из видевших Кута Хуми, значит? – Окс услышал, как негромко защелкала компьютерная клавиатура. – Вы говорите по-английски, – отметил оператор.
Замечание не понравилось Оксу. Вероятно, он всегда говорил по-английски.
– Как и большинство.
– Насчет Кути звонят в основном незаконные иммигранты: «Tengo el nino, pero no estoy en el pais legalimente». Ребенок у меня, а вот грин-карты нет. Ищут соучастника для получения вознаграждения. Сейчас в гаражах Л.-А. заперто, наверное, с полсотни курчавых беспризорных детей. Среди них может быть даже тот, кто нужен, но его еще не вернули, иначе эта категория была бы закрыта. Но к делу. Он у вас или вы знаете, где он находится? У нас есть служба, проверяющая все обоснованные заявления, и представитель может быть в любой точке большого Лос-Анджелеса через десять минут.
– У меня есть встречное предложение, – сказал Окс. Он обвел взглядом других людей, находившихся в крошечном, залитом белым светом ресторане – все они вроде бы были поглощены упаковкой сумок и картонных коробок для доставки заказов, и даже навязчивые запахи кинзы и перца чили, казалось, объединились со стаккато голосов и шипением говядины и креветок на сковородках, чтобы обеспечить приватность телефонного разговора. – Вы знаете, что такое дымок? Сигара? Вкуси настоящей крепости?
– Это другая категория, но я могу обсудить и ее.
– Ну… я могу предложить, – Окс сделал паузу, чтобы отвлечься от яркой возбужденной обстановки ресторана, и перебрал в уме содержимое трех главных тайников, которые он устроил в разных концах темного города; он представлял себе пыльные коробки пустых на первый взгляд, но плотно запечатанных бутылок, бутылочек и старых флаконов из-под крэка – у него была даже редкая пара, пожилые супруги, по уговору вместе покончившие с жизнью, запертые в ячейках прозрачной пластмассовой посудины для контактных линз. – Я могу предоставить тысячу доз сигар в Л.-А. в обмен на ребенка. Даже по оптовой цене это будет куда больше, чем двадцать тысяч.
Снова защелкала клавиатура.
– Да, верно. – Собеседник вздохнул. – Что ж, для такого варианта нам требуется гарант, кто-то, хорошо известный нам и способный выделить сорок штук. Встречные предложения должны быть двукратными, такая уж у нас политика. Получив вашу компенсацию, мы сделаем свой шаг и зачислим ее по рубрике «Парганасы». Но гарант должен будет взять на себя и другие дела: организацию ловушки по номеру телефона выдачи награды, если сочтет это нужным, перехват любого, кто, по вашим сведениям, уже мог задержать ребенка и теперь пытается получить первоначальное вознаграждение. Полагаю, вам не нужно объяснять, что тут важен каждый час. И даже минуты.
– Понимаю.
Окс скосил взгляд на компас в головке рукояти ножа – сейчас стрелка твердо указывала на стадион «Доджерс», находившийся точно на севере, но несколько минут назад она вдруг принялась бешено вращаться, а потом, пожалуй, целую минуту смотрела на запад. После этого стрелка вернулась к северу, и с тех пор он не видел, чтобы она отклонялась от нормального положения.
В это время он не чувствовал жара в отсутствующей руке – но компас недвусмысленно зарегистрировал кратковременное возрождение крупного призрака, и призрак, несомненно, пребывал в возбужденном состоянии, потому что призраки в своем обычном, спокойном состоянии не испускали мощных магнитных полей. Он не рассеялся и не был съеден, а клатратировался в душе мальчика. Окса неудержимо подмывало уйти от телефона и возобновить преследование под видом оздоровительного бега – на запад! – но эта страховка стоила минутной задержки.
– Так кто ваш гарант? – спросил собеседник. – Или у вас есть при себе сорок штук за ваш дымок?
– Нет, у меня нет. М-м… – У уличных дилеров, которым он обычно сбывал товар, таких денег наготове не будет. Нужно отыскать кого-нибудь рангом повыше.
– Нил Обстадт входит в ваши реестры? – спросил Окс. – Полагаю, что это его главный бизнес, помимо азартной игры.
– Да, Обстадта мы знаем. (Щелк-щелк-щелк.) – Что я должен сказать ему? Даже для него сороковник – не карманные деньги.
Окс слышал, что Обстадта упоминали как закоренелого потребителя его товара, хорошего клиента, который, как правило, прикупал у дилеров их лучшие экземпляры.
