Он поспешил на запад – и на Парк-вью-стрит его компас сошел с ума.
Кто-то, почти наверняка крупный призрак, использовавший руки мальчика, нарисовал мелом на тротуаре безумную приманку для призраков и плюнул в середину, и теперь все фрагменты рассеявшихся призраков, вселившихся в обычных мух, обитавших вокруг озера в парке Макартура, сбивались в рои и вились над мудреными меловыми узорами, как будто пытались в полете следовать каким-то особым правилам игры в классики. Те, которые садились на меловые линии, казалось, умирали.
Одни только мухи не очень помешали бы Оксу – даже в таких мятущихся роях их заряды были слишком слабы, но когда он, остановившись на тротуаре Парк-вью, еще раз посмотрел на компас, торчавший из-за пояса, то увидел, что стрелка мечется из стороны в сторону, охватывая почти девяносто градусов. Лежавшие впереди городские кварталы от 6-й улицы на севере до 7-й на юге (это самое меньшее) проснулись. Все призраки во всех домах разволновались и разбуянились. Служащим, когда они придут завтра в офисы, вероятно, предстоит увидеть на экранах компьютерных мониторов искажения, вызванные магнитными наводками, а те, кто оставил кошельки в столах, обнаружат, что их платежные карты размагнитились и больше не работают. И даже через несколько часов с этого момента времени в офисных помещениях, там, где призраки набирали энергию, останутся холодные пятна.
Судя по всему, крупный призрак ненадолго вышел наружу в этом районе и, черт возьми, растревожил местных призраков, разбудил их. Это должно было насытить энергией и подтолкнуть к активности всех окрестных духов. Бог знает, зачем крупный призрак так поступил – ведь сам он есть призраков не мог.
«Зачем? – тревожно думал Окс. – Просто захотелось с кем-нибудь поболтать? Или для того, чтобы обмануть мой радар?»
Шерман Окс ощущал себя натянутым, чуть ли не хрупким, и в его памяти вновь и вновь возникало разорванное лицо из похищенной плоти, которое он увидел на лестнице к парковочному уровню Музыкального центра сегодня днем. Кем же, прах побери, он был, кем является этот огромный призрак?
Нити ассоциаций протянулись в пустоту, оставшуюся на месте его жизни до пробуждения сознания в районе Шерман-окс три года назад.
Но он резко мотнул головой. Хватит праздной болтовни, хватит размазывать соус по тарелке. Если компас временно вышел из строя, остается вернуться к пешей погоне, полагаясь на визуальные знаки. Так что шевели ногами – ты знаешь, что находишься на правильном пути и что он где-то близко.
– Так что за телефон изобрели вы? – устало спросил Кути. Он шел по переулку, удаляясь от фар, несущихся по Уилшир-бульвару, и сейчас смотрел сквозь сетчатый забор на закрытый мощеный двор, прикрытый от неустойчивого лунного света окружающими зданиями.
– Ну… мне пришлось прекратить работу над ним. Выяснилось, что мне удалось связываться с людьми, которые еще не умерли. Что, по-твоему, это такое?
– Не умерли? – Беседа вдруг стала неприятна Кути. – Этот участок пустой?
– И на этот раз без колючей проволоки на заборе. И там несколько старых автомобилей, которые, похоже, простояли с тех пор, как Форд скатил их с конвейера. Будь он проклят, этот Форд.
Кути вспомнил, что сказал что-то насчет «будь проклят Форд», когда Раффл увидел рекламный щит с обещанием награды за мальчика возле Музыкального центра, и понял, что тогда, вероятно, говорил Эдисон, имевший в виду Генри Форда, а не автомобиль Раффла.
Тут оказалось, что Кути просунул пальцы сквозь ячейки сетки и покрутил головой, окинул взглядом пустой тротуар.
– Что вам сделал Форд? – спросил он.
Он не слишком удивился тому, что безропотно полез на забор, но, конечно же, не ожидал, что старик окажется таким прытким. Лишь однажды Кути почти беззвучно воскликнул:
– Ой! Правая лодыжка!
– Извини.
На улице было тихо, лишь с Уилшир-бульвара доносился рокот автомобилей да побрякивала сетка забора.
На перекладине, венчавшей ограду, тело присело, чтобы перевести дух.
– Когда я умирал, – сказал Эдисон, – Форд заставил моего сына собрать для него в пробирку мой последний выдох. – Пожалев лодыжку Кути, он не стал прыгать, а спустился по сетке с другой стороны.
Вынув в конце концов пальцы из ячеек сетки, Кути поспешил по растрескавшейся мостовой к ближайшему из брошенных автомобилей. Над машиной нависали косматые кусты жасмина, усыпанные раскрывшимися на ночь цветами, в густую листву которых ветер понедельника набил смятых полиэтиленовых пакетов, застывших там, как бабочки, распластанные с полуоткрытыми крыльями на решетках автомобильных радиаторов.
Когда Кути, пригнувшись, спрятался за бампером, Эдисон продолжил шепотом:
– О, он желал только хорошего – точно так же, как в том случае, когда он построил совершенно точную копию моей лаборатории в Менло-парке для «Золотого юбилея света» в 1929 году – к пятидесятилетию моей лампы накаливания. Это должно было сбить с толку всех существующих призраков и охотников за призраками – Форд воссоздал всю лабораторию, даже воспользовавшись настоящими досками из моих старых домов, расставил внутри старые динамо-машины и недоделанные тикерные аппараты и разложил старые инструменты. Он даже построил копию пансиона, находившегося на другой стороне улицы! И покрыл почву вокруг зданий настоящей красной глиной из Нью-Джерси! В те дни действительно один злодей пытался подобраться ко мне, чтобы подцепить мою душу – я накормил парня отравленным яблоком! – и как раз от таких людей Форд пытался защитить меня. О, мне трудно винить его… щедрого, сентиментального старого дурака… даже сейчас, когда я прячусь на пустыре в Лос-Анджелесе в… какой нынче год?
– 1992-й, – сказал Кути.
– Вот… Боже… Я умер шестьдесят один год назад. – Кути успел отдышаться после преодоления забора, но теперь снова тяжело дышал. – И я испустил свое последнее дыхание в пробирку, которую мой родной сын Чарльз запечатал и покорно отдал Генри Форду. – Кути уставился на руки и покачал головой. – А где ты это взял?
Нарушив наступившую было тишину, Кути сказал без выражения:
– У моих родителей. Спрятанное в бюсте Данте. И это всегда было у них.
– В Данте, говоришь? Точно так же, как теперь я в твоей голове. Полагаю, что я – твой встроенный Виргилий, хотя должен честно признаться, что совершенно не знаю этих мест. Интересно, когда мы доберемся до El Paradisio? Ха. Звучит, как название мексиканского незаконного кабака.
– Значит, Форд пытался защитить вас.
– Да – своим неуклюжим способом. От призраков и охотников за призраками – и те и другие видят меня как… как спиритический пожар. И… – Плечи Кути вздернулись. – Это должно было стать знаком почета ко мне. Воспроизведение лаборатории великого человека, реальное последнее дыхание великого человека! Ему было приятно видеть, как его друзья получают почести. Ему было бы до смерти приятно, доведись ему узнать, что я наконец получил степень бакалавра. – Кути почувствовал, что сердце в его груди забилось быстрее. – И не почетную, а настоящую, заработанную! Комиссия изучила семнадцать папок с материалами моих исследований! И случилось это в колледже Томаса А. Эдисона! – в Трентоне, Нью-Джерси.
