Размышляя, он машинально взял в руки золотое очелье. Ишь какое! Словно из сверкающих легких капель создано. Такое только подземные мастера могли изготовить.
И вдруг Добрыня вспомнил. Мастера подземных пещер! Чакли, как называл их Даа. Он говорил, что Кощей неимоверно ценит их, ибо именно они создают для него из золота все эти дивные украшения, которые дарят Бессмертному такое упоительное наслаждение в этом мраке. Причем Кощей оберегает чакли, чтобы их никто не потревожил, никто не отвлек от работы… Иначе, как поведал Даа, мастера уйдут, зароются еще куда-то в подземную твердь. Ищи их тогда.
Добрыня вдруг рассмеялся. Дерзкое он задумал, ну уж лучше так, чем остаться тут навечно.
– Эй, Кощей Бессмертный! Думаю, у тебя больше таких красивых поделок не будет. Наслаждайся тем, что имеешь. Ибо мы по пути сюда пошумели немного… и так уж вышло, что прогнали твоих чакли.
Что-то звякнуло – это Кощей уронил яркий рубин, которым только что любовался. Затем медленно начал подниматься, выпрямляться, расти, почти скрывшись головой в темноте пещерных сводов. И замер неподвижно, словно прислушиваясь. Он что, мог отсюда слышать? Или мог проникнуть взором в свои подземные мастерские?
Добрыня не успел додумать мысль до конца, когда его вдруг оглушил невероятный вопль Бессмертного. Это был и крик, и стон, и рык одновременно, переходящий в жуткий вой. И пещерное эхо откликнулось на него. Казалось, сами стены вопят, передавая ярость и боль разгневанного хозяина подземелья.
Добрыня невольно присел, зажав уши руками. Надо собраться, надо быть готовым… К чему?
Когда он посмотрел на Кощея, тот все еще маячил в вершинах пещеры, но Добрыня видел его полыхающие алым глаза… и полыхающую алым раскрытую пасть Темного. Вот сейчас, казалось, он кинется на Добрыню, но вместо этого раздался его рычащий голос:
– Вы лишили меня последней радости! Даже всех моих умений не хватит, чтобы приманить обратно ушедших под землю мастеров по злату. И я отомщу. Я уничтожу тебя, разотру в пыль…
От него пахнуло горячим ветром. Здесь? В холодном подземелье? Но одновременно Добрыня ощутил, как и в нем самом вспыхнула горячая сила. Он был сродни Кощею, он питался его же чародейством. И значит, он еще поборется.
Витязь выпрямился, он даже улыбнулся, когда крутанул светящимся, как белое пламя, клинком кладенца. Ну же, теперь он покажет, на что способен. Уничтожить его, Добрыню? Ну, это если умения да смекалки хватит!
Однако того, что произошло в следующее мгновение, витязь не ожидал.
Кощей вдруг изменился неузнаваемо. Из темного мрака его накидки появилась тупоносая змеиная голова, потом еще одна, и еще. Их было множество, семь, девять, дюжина… У каждой мерцали алым светом глаза с узкими полосками зрачков, в раскрытых оскаленных пастях полыхало пламя. Головы шевелились, поднимались и опускались, выходя букетом из огромного чешуйчатого туловища, опиравшегося на когтистые колоннообразные лапы. Кощей превратился в огромного многоголового Змея, о котором и в сказах люди боялись говорить. А сейчас он был рядом. Рванулся вперед, легко перемахнул расселину, даже, казалось, не заметив ее.
Добрыня отскочил и увернулся от струи огня, которая, гудя и полыхая, полетела в его сторону из пасти одной из голов. Новообретенная ловкость посадника позволила ему спастись, и он, прыгнув обратно, прямо с лету опустил меч на другую голову. Клинок при этом моментально удлинился, прошелся лезвием по толстой шее, снося голову, как коса стебель. Отрубленная, она мощно рухнула, покатилась по кучам злата, все еще изрыгая пламя, пока не погасла.
Добрыня восхитился собственным умением. И пока остальные головы поворачивались в его сторону, он сразил еще одну. Ну же, толстое, неповоротливое чудище, давай подставляй свои змеиные шеи под звонкую сталь!
Третья голова успела увернуться и послала на витязя струю огня. Добрыня решил, что ему конец, но неуязвимая кольчуга спасла, даже боли от пламени не было. Зато сам он успел рубануть по третьей голове, и она откинулась, повисла на тонкой коже, оторвалась. Но в следующий миг на ее месте, как тесто из квашни, стало появляться нечто пузырящееся, темное… И прямо на глазах у оторопелого витязя выросла новая голова. Бессмертный оставался бессмертным и в теле чудовищного змея.
Сколько же Добрыне придется рубить эти головы? Вон еще одна подкрадывается сбоку – медленно, но неумолимо. Вспыхнули алым глаза, раскрылась пасть. Добрыня по привычке закрылся щитом. Огонь ударил в него, деревянный щит вспыхнул. Не будь рука в кольчуге, Добрыня потерял бы руку. А так только тряс ею, сбрасывая пылающие остатки щита. Гневно посмотрел на Змея. И увидел новую огненную массу, летевшую прямо в него.
Однако ничего не последовало, огонь отразился в зерцале шлема и полыхнул обратно в пасть. И пока другие головы то поднимались, то опускались, выискивая, куда снова отскочил противник, эта занялась огнем, горела, испуская запах паленой кожи.
Было нечто еще, что заметил Добрыня, отскакивая от пытавшейся схватить его сбоку пасти: гóловы, пусть и в множестве, особой скоростью не отличались. Видать, на такое количество змеиных голов одного разума не хватало. И пока одни нападали, другие просто озирались, раскачивались. Ну добро! И Добрыня, вновь совершив скачок, резким ударом снес еще пару из них. Одна тут же стала вырастать, но другая мешкала. Тот, кто был внутри змея, не успевал возродить все сразу. Да и непросто было огромному неуклюжему чудовищу поспевать за юрким противником. В итоге еще одна голова была подрезана, моталась, издавая пронзительные звуки, брызжа темной кровью, пока не зависла вбок, не оторвалась; падая, она свалилась и придавила другую из своих же голов.
Добрыня не считал, сколько их осталось или возродилось. Его радовало, что собственный задор и силы не исчезают. Вот так, порой небольшим, но слаженным отрядом, можно успеть больше, чем огромным и плохо организованным воинством. Отрядом сейчас был именно он, потому и замечал, куда поворачиваются, мешая друг другу, головы Змея-Кощея. Одна снова полыхнула огнем. Устоять и не отвести взор было сложно, но огонь опять полетел назад, опалил Змея, и тот, не выдержав, начал рычать множеством глоток, заметался, врезался в стену. И стена сдвинулась, страшный грохот полетел по пещерам подземелья, все содрогалось, рушилось. Только успевай уворачиваться от движущихся скальных стен и падающих сверху глыб. Одна из глыб упала на змеиную голову Кощея, придавила. И пока она пыталась освободиться из-под тяжести, Добрыня рубанул по шее, оставил ее придавленной мощным камнем. Что там, выросла ли новая на месте прежней? Растет, набухает. Но пока еще не появилась, Добрыня снес ее новым ударом. И еле успел развернуться, отразить шлемом поток огня, направляя его на ту из пастей, какая его изрыгнула.
Змей-Кощей опять рванулся в сторону. Налетел на стену, и от этого толчка снова содрогнулись стены, одна рухнула, открыв новые проходы. Грохот стоял такой, что казалось, будто все горы сдвигаются. А может, так и было? В любом случае Добрыня теперь больше метался, стараясь не оказаться погребенным под камнепадом, чем следил на Змеем. Тому, видать, тоже было несладко, вон на него обрушилась новая стена… или целая гора завалилась? По крайней мере, откуда-то сверху полился свет, стало видно за темной пылью светлое туманное небо. Ах, выбраться бы туда! Но как же Змей проклятый? Вон вылезает из-под обломков, мотает головами, зыркая то влево, то вправо, высматривая жертву. И пока чудище выискивало его, Добрыня смог удлинившимся клинком прямо с дальнего выступа рубануть одну из плоских голов, проносившихся мимо. Длинная шея опала и волочилась за топающим к Добрыне огромным туловищем, а голова вновь начала набухать, чтобы вырасти.
