– Ты сразил Кощея, Добрыня?
Это Малфрида спросила. И не было в ее голосе радости. А ведь она могла бы и порадоваться за сына. Сейчас же сторонилась, смотрела исподлобья.
Он не стал ей ничего объяснять. Успеется. Сейчас ему было просто хорошо с людьми. После мрака подземелья так приятно посидеть у костра, выпить горячего отвара – это Сава насобирал ягод, сделал густое ароматное пойло. А вскоре и грибная похлебка с глухарем подоспеет.
– О, как я понял, ты успел поохотиться, святоша?
– Это нетрудно. Птица тут вообще не пуганая. Мог бы и оленя у ручья завалить, да только чем? Камнем из пращи его скорее спугнешь.
Добрыне было приятно видеть улыбку парня, приятно держать руку Забавы в своей. А вот Малфрида по-прежнему сторонилась, приглядывалась к нему, как ранее это делал Мокей. Сейчас она все больше держалась рядом со своим кромешником. А тот словно изменился, оказавшись среди людей. К удивлению Добрыни, его темные провалы глаз исчезли, и теперь стало заметно бельмо на полуприкрытой веком, пересеченной шрамом глазнице. Зато другой глаз – серый, прозрачный – смотрел на Малфриду тепло и нежно. Она же потом смастерила ему повязку из обрывка ткани, перевязала слепую глазницу.
– А если опять кромешное в нем проявится? – не удержался от вопроса Добрыня. – Если мрак снова из него попрет?
– Ну тогда ему повязка больше не понадобится, – легко отозвалась Малфрида.
Добрыня только хмыкнул. Да ну их… его родителей. Ему вообще о другом поговорить надо. Кто же даст лучше совет, как не темная ведьма, сама порождение хозяина Кромки?
Но и Малфрида желала переговорить с сыном без посторонних. Она жестом велела ему следовать за собой, увела подальше к реке. Розоватый солнечный свет еще алел над ними. Облака уходили, алый диск солнца клонился, почти касаясь горного хребта. Смотреть на него было не больно, даже приятно. Иногда только шевельнется, вспыхнет живой луч, но сейчас же тухнет, как конвульсия умирающего.
– В наших краях все иначе, – вздохнул Добрыня. Домой-то как хотелось!
Они расположились на камнях над рекой. Вода в ней была кристально чистой, журчащей. Не скажешь, что где-то неподалеку бурлят вонючие желтые воды Смрадной. Хотя ветер порой и сюда приносил ее тухлый запах.
– Мокей сказал, что ты не сразил Кощея, – начала Малфрида. – Это хорошо. И я вот что скажу: сейчас, когда его сила не набрала прежнюю мощь… давай просто уйдем? Погонится он за нами или его удержат за Кромкой подземные сокровища, но надо попытаться скрыться от него. Может, и получится у нас.
Добрыня поправил пояс с мечом, огладил его рукоять любовно.
– Нет, Малфрида. Я не могу так просто уйти. Вот вы уходите. Это будет разумно. А я слово Кощею дал, что мы продолжим единоборство.
И поведал ведьме, как и что происходило во время их боя, как они условились с Темным о новом поединке.
Она слушала внимательно, глаза блестели, порой закусывала губы, вздыхала.
– И ты готов выполнить договор, заключенный с поганым? Кто он и кто ты? Ты – русский витязь. И должен остаться таким, должен вернуться в свои края. Тебе было предначертано прославиться, и ты сделал почти невыполнимое. Освободил людей, ослабил Бессмертного. Если же снова пойдешь в бой… ох, будет тогда беда!..
И поведала, что узнала от Мокея. О том, что даже если Добрыне удастся сразить Бессмертного, тот не исчезнет. Не может живущий вечно пропасть, даже если разрубить его кладенцом. И в момент гибели его дух легко переселится в самого погубителя. Кем тогда станет Добрыня? Уйдет вместо Кощея за Кромку? Продолжит жить его жизнью? Это ли надо Добрыне?
Он долго молчал. Когда же заговорил, голос его звучал тихо и смиренно:
– Я все же попробую. Ты пойми, несмотря ни на что, Кощей был со мной по-своему честен. И я это ценю. Поэтому не стану изворачиваться и избегать встречи с ним. Есть у нас уговор – встретиться через седмицу и докончить начатое. И я его не обману. Он знает, что я не отступлюсь.
– Даже если он заполонит тебя? Если подчинит твою душу, как сказано в предании, и сам станет тобой? – Малфрида смотрела на сына с удивлением. – Скажи, Добрыня, неужели тебя не страшит такой исход? Что для тебя страшнее такой участи?
– Потерять честь! Поэтому не мешай мне. Я в любом случае постараюсь не поддаться Кощею, но отступать и сбегáть не стану. Это бесчестно. У меня есть еще семь дней, и я буду готов к тому времени.
– Хорошо, что ваш поединок только через седмицу, – задумчиво произнесла Малфрида. И спросила: – Но как ты догадался назначить время через семь дней?
Добрыня пожал плечами. Как? Сказал первое, что в голову пришло.
– Добро, – только и отозвалась Малфрида. И вдруг рассмеялась: – Никогда не думала, что такое скажу, но я даже твоего Бога готова благодарить за твой выбор в семь дней. Значит, есть на то Его промысел.
Когда темная ведьма такое говорит, впору изумиться. И Добрыня смотрел на Малфриду изумленно и растерянно. Она же ласково погладила его по щеке и ушла под темные лапы елей, растворилась в лесном сумраке.
После этого она редко выходила к людям, все больше сторонилась их, общаясь только со своим кромешником.
Добрыня же оставался с людьми. Была ли в нем Кощеева сила или своя собственная, как уверял Мокей, но ему было легко с обычными смертными. Пусть и не совсем обычными, учитывая, что с ними приключилось за Кромкой. И он с интересом слушал их рассказы о том, как и кто попал к Кощею. Освобожденные варяги, как выяснилось, оказались у него в попытке совершить подвиг и прославиться, однако не устояли против колдовской мощи Темного. Был среди освобожденных и лях кузнец, который ранее так похвалялся своим мастерством, что заинтересовал Кощея, и тот утащил его за Кромку, желая заставить себе служить. Однако лях заупрямился, вот и попал в лед, дескать, до той поры, когда образумится. А сколько кузнец пробыл в ледяном сне, сам не ведал, как и не ведал, что сейчас в мире происходит.
Был среди пленников и черноглазый хазарский шаман, оказавшийся у Кощея из-за того, что пытался научиться темным заклинаниям, да невольно выкликавший из-за Кромки ее властелина. Вот Кощей с ним и позабавился, а потом за ненадобностью покрыл льдом.
И все эти пленники никак не могли опомниться, поверить, что вернулись в мир, и смотрели на Добрыню или того же Саву как на посланцев богов. Или Бога, как пояснял им Сава. А пояснять он мог умело и душевно, и все они слушали его рассказ о Боге Творце, вера в которого нынче растет по миру, завоевывает сердца людей.
Добрыне тоже приятно было слышать негромкий, мягкий голос вдохновенно проповедовавшего священника. Но еще приятнее было, когда рядом садилась Забава. Девушка куда меньше других пробыла в ледяном плену, силы к ней возвращались быстрее, чем к этим бледным, изможденным мужчинам. Она льнула к своему спасителю, смотрела на него светящимися от счастья глазами. Добрыне нравилось, когда она перебирала его волосы, напевала что-то тихонько, ластилась. Ох и прижал бы он ее, ух и покрыл бы с горячей страстью! Однако опасался, что плотская близость умалит его чародейскую силу. Вон Малфрида всегда обычной становилась, когда зов плоти побеждал в ней стремление к волшебству. Наверное, и Добрыне этого сейчас нельзя. И он лишь смотрел на солнце, гадая, какой сейчас день. Сколько еще осталось на продых перед схваткой с Бессмертным?
