— Хорошо, святой отец.
Маккрини улыбнулся своей обаятельной улыбкой.
Спустя минуту-другую святой отец появился с Библией, в сутане и казуле
[25], с фиолетовой столой
[26]. Преклонив колена, он перекрестился перед алтарем. В эту минуту он казался еще выше ростом.
Сердце Флоренс затрепетало. Его вид подчеркивал, насколько он благочестив и праведен, воистину столп силы человеческой. В нише с Богоматерью Маккрини зажег несколько свечей, после чего направился к одной из исповедален; шелест облачений мягким эхом отзывался на его пути.
Флоренс отчего-то охватил страх; ухватившись за спинку скамьи, она захотела криком позвать его на помощь: «Отец, помогите мне!» Но слова не шли. Что происходит? Ведь утром она приходила в церковь уверенная, что поступает правильно. Теперь ее разбирали сомнения. Маккрини скрылся в исповедальне. О, как она нуждалась в его наставлениях, чтобы он ее укрепил и направил!
«Святой отец, умоляю, обернитесь!»
Щелкнула задвижка. Над окошечком внутри загорелся красноватый огонек. Отец Маккрини изготовился совершать таинство, выслушивая исповеди прихожан о прегрешениях.
Флоренс, отерев глаза тыльной стороной ладони, вернулась к уборке. Весь следующий час она усердно трудилась. За это время в церковь и из церкви вошло и вышло около двух десятков человек. Более-менее знакомых Флоренс встречала улыбкой. Детишки крепко держали ручонки возле губ, как в молитве. Взрослые держались более раскрепощенно, и руки у них висели вдоль туловища. Один за другим они входили в занавешенную часть кабинки, опускались там на колени и шептали свои признания отцу Маккрини.
За работой Флоренс слышала шарканье усталых старческих ног, изящный стук каблуков и скрип кроссовок после того, как каждый выходил из кабинки и садился на незанятую скамью, где можно было произнести слова покаяния (кое-кто это делал под приглушенный стук четок).
«Может быть, не сегодня», — думала она, чувствуя некоторое облегчение.
Может, не сегодня. А может, вообще никогда?
Флоренс поуспокоилась. Свою работу она почти уже закончила. Оставалось еще две скамьи. А затем можно будет идти домой, заваривать чай и садиться за чтение. Подходя к последней скамье, она напомнила себе, что надо бы взять домой сливок. В этот момент она подняла глаза, и кровь отлила от ее лица.
Он пришел.
Ее рука отчаянно дрожала — настолько, что выронила склянку с полиролью, которая стукнулась и покатилась с жутким дребезгом.
Он стоял позади, окунув руки в чашу со святой водой, а затем пристроился в очередь. Времени было в обрез. Внезапно он на нее посмотрел. Флоренс иногда видела его в пункте раздачи супа.
Скрипнули подошвы. В исповедальню вошла пожилая женщина.
Он стоял следующим.
Флоренс собрала свои причиндалы в ведерко и вышла в главный проход.
Припала на одно колено, перекрестилась и взглянула для ободрения на огромное распятие за алтарем. Затем поспешила в подсобку, включила там свет. Запустила на полную силу кран, глядя на лючок вентиляции под потолком. Каверзница Мэри Аткинс как-то обнаружила, что он сообщается с системой воздуховодов исповедален по другую сторону стены. И является отличным проводником звука.
— Слышно ясно, как колокольчик. Все равно что телефон прослушиваешь, — с хихиканьем сообщила Мэри Аткинс. — Ты как-нибудь попробуй, Фло. — Глаза Мэри заговорщицки расширились. — Никаких сериалов не надо.
В течение нескольких месяцев после того открытия они тайком сравнивали подслушанные исповеди. И вскоре пришли к выводу, что грехи собратьев-прихожан на самом деле пустячные.
Упоение от подслушивания вскоре сошло на нет. И вообще это постыдное занятие вызывало у Флоренс неловкость.
— Не хочу я больше этим заниматься. Неправильно все это, — сказала она Мэри, которая согласилась, сказав, что ей тоже стыдновато и она больше не будет. Во время исповедей Флоренс старалась в подсобке не находиться.
Сегодняшний день стал исключением.
Сегодня ей хотелось услышать признание человека, знакомого ей по приюту.
Более того, слышать его она была должна. Вместе с тем она была как парализованная, мучаясь сомнением, стоит ли ей снова нарушать свой обет с подслушиванием.
Первый раз это произошло несколько месяцев назад.
Маккрини выслушивал исповеди, а она как раз зашла к себе в подсобку за моющим средством. При этом она была уверена, что в эти минуты на исповеди с Маккрини никого нет.
Она ошиблась. Человек как раз ему исповедовался. Флоренс пыталась поспешить уйти, но никак не могла найти полироль. И продолжала искать несчастную полироль, не в силах избежать голосов. Сначала до Флоренс не доходило, что именно она слышит. Думала, это какая-то шутка. Но нет. Мужчина умолял отца Маккрини отпустить ему грехи. Холодок пробежал по спине Флоренс, когда она, цепенея от ужаса, слушала, как тот подробно описывает свой грех. Ее даже тошнило, и она промокала себе лицо холодной водой. Этот человек умолял отца Маккрини поклясться, что выполнит свою клятву и никогда никому не расскажет о том, что сейчас слышит. Маккрини заверил его. Мужчина намекнул, что вернется.
В течение следующих недель Флоренс мучила нерешительность. Ей не хватало духа сказать святому отцу, что она знает. Не могла, и все. Между тем тот человек вернулся. Без предупреждения. Однажды Флоренс увидела, как он уходит, и мысленно отметила это. Она его запомнила по своеобразным татуировкам на руках.
Шли дни, и совесть кричала ей в голос: «Скажи, скажи кому-нибудь!»
И она это сделала.
Когда в метро похитили того трехлетнего мальчика, Флоренс позвонила репортеру «Сан-Франциско Стар», который писал об убийстве Таниты Мари Доннер.
Но он ей не поверил. Она это знала. И не могла его винить. Но при этом не знала, что делать. Что, если тот мужчина похитил и мальчика? Ответы Флоренс искала в облаке пара своего чайника. И нашла одно: ей нужно предоставить доказательства. Господь указывал ей путь.
«Ну-ка иди, шевелись».
У нее было несколько секунд. Пока бежала вода, Флоренс открыла сумку и вынула оттуда миниатюрный диктофон, который купила месяц назад на случай, если этот человек когда-нибудь вернется. Теперь он был здесь, и она была готова. Флоренс установила громкость и нажала кнопку записи, как показывал продавец. Загорелась красная лампочка, и она, подойдя к старому картотечному шкафу у стены, подвесила диктофон на гвоздь под лючком. Затем она заперла дверь и прикрыла воду.
Голоса в воздуховоде плыли, жестяные и призрачные.
