— На таком корабле только по волнам и рассекать!
Мужик не отвечал.
Клайв отступил на шаг.
— Тяга у него, интересно, хорошая?
Снова молчок.
— Это антиквариат, что ли? Я гляжу, все дерево. А нынче лодки все из стекловолокна, как эта вот моя доска.
Стукнул гаечный ключ: мужик заменил свечу зажигания. Лодка была просто загляденье. Ее темное полированное дерево поблескивало, солнце сияло на ветровом стекле, поигрывало на хромированной отделке, искрилось на фарах габаритных огней. Здоровенный штурвал был белого цвета, в тон кожаным сиденьям, инкрустированным черными ромбовидными вставками. С наклонных хромированных флагштоков над кормой свисали американские флажки.
— Не, серьезно, дядь: а как быстро она разгоняется?
Щелк: на место встала еще одна свеча.
— И где ты на ней рассекаешь?
Опять молчок.
Клайв перешел к корме, покачал головой над cкоростными винтами, поднял брови и прочел, что было написано над ними. «Архангел» — со сдержанной величавостью поблескивали золоченые буквы.
— Что за название такое? Церковное, что ли?
Ключ застучал проворней, после чего мужик бросил его в ящик с инструментами и спрыгнул с лодки. Здесь он поднял край брезента и перекинул его с борта на борт. Клайв, успевший перебраться на другую сторону, услужливо подхватил и помог натянуть брезентовый покров. Мужик не возражал.
— Гм, я тут вообще-то вот для чего подъехал, — принялся он врать. — Тут пару дней назад местные кадры шарились, пробовали влезть.
Мужик энергичными движениями обвязывал нос своей лодки веревкой.
— Я их отогнал и сказал: хозяин этой ласточки человек, с которым шутить не надо. Но они сказали, что вернутся и все равно что-нибудь с ней учудят.
Мужик обвязал лодку еще в двух местах.
— И вот я думаю, — продолжал Клайв, — у меня есть кореш, и мы могли бы ее за плату охранять. А если с ней что-нибудь случится, то и платы не надо.
Мужик стоял на прицепе, перегнувшись через лодку, и возился с застежками брезента возле ветрового стекла.
— Ну так что? — спросил Клайв.
Ой, что это? Ему показалось, что из дома доносится детский крик. Как будто плачет малыш. Клайв на своем нытике Джоуи научился такие звуки распознавать. Он прислушался: нет ли второго крика. Да вроде нет. Странно. Может, собака завыла?
Мужик соскочил и обогнул лодку, попутно привязывая брезент. На это ему потребовалась пара минут.
Клайва кольнула обида.
— Эй, мистер!
Мужик собрал свои инструменты, неторопливо их обтер.
— Лодку ж разобьют!
Клайв постучал по носу лодки своим скейтбордом — так крепко, что мужик остановился.
Почувствовалось, что воздух тревожно сгущается; впечатление такое, будто кто-то только что оттянул затвор у пистолета.
Лицо у мужика было серьезное, как могильный камень. Клайв на всякий случай покрепче взялся за свою доску. В темных очках он видел свое отражение.
Встав над Клайвом, мужик произнес:
— За этим судном ведется неусыпное наблюдение. Так что никто никогда к нему не прикоснется. Понятно?
Клайв неуверенно кивнул.
Мужик выставил палец и пошевелил им в дюйме от лица Клайва.
— Это не лодка, — прошептал он. — Это божественная колесница.
Клайв снова кивнул.
— Так что в следующий раз хорошенько подумай, прежде чем меня отвлекать. А теперь сгребай свою сидящую на социальном пособии задницу в горсть и дуй с моего двора!
Отойдя на безопасное расстояние, Клайв как мог дерзко посмотрел на этого чеканутого.
20
Через приваренные к дверям гаража проушины Эдвард Келлер вдел ножку пятнадцатикилограммового стула из кованой стали, запер створки на три взломостойких замка, после чего активировал бесшумную сигнализацию.
Так что «Архангел», ожидая миссии, находился в безопасности.
Травяные заросли, покрывающие клочок двора за домом, граничили с забором и запущенной изгородью, отгораживающей соседние дворы. Слева жила (если можно так выразиться) пара старых алкашей. На брошенный наркопритон справа давно повесили замок городские инспекторы. Полиция появлялась здесь редко, а большинство жителей были слишком зашуганными, глупыми, испитыми или обдолбанными, чтобы проявлять мало-мальское любопытство.
А потому для нужд Келлера это место подходило идеально.
После выписки из учреждения Келлер под чужим именем за гроши купил здесь недвижимость. Кустарники скрывали зарешеченные окна подвала, а едва заметный передний двор ковром устилал слой почтовой макулатуры.
Позвякивая ключами, Келлер отпер два засова металлической двери позади дома. Проныру из соседнего квартала он считай что стряхнул. Любопытный шалопай так и не понял, что именно услышал. Келлер улыбнулся. Его миссия была явно благословенна, а дом — святая крепость, предназначенная для защиты воли Божьей. Попасть сюда внутрь не мог никто. Равно как и выбраться наружу.
Внутри прохладный сумрак давал спасение от солнца. Келлер запер дверь и по скрипучей лестнице спустился в подвал; слышалось, как сзади по ступенькам шлепает кокер-спаниель. Внизу Келлер отпер дверь комнаты, заваленной пластиковой посудой, пакетами из-под фаст-фуда и обертками. Здесь припахивало мочой. В углу на трухлявом тюфяке спал Дэнни Беккер.
Заступник человечества.
Келлер оглядел его лицо. Собака смотрела, как он опустился рядом с мальчиком на колени, закрыл глаза, поднял голову к небу и возблагодарил его:
«Ангел Рафаил.
Очищенный в свете.
Свят. Свят. Свят».
Келлер вышел, оставив дверь открытой. Снотворное, которое он подмешал Дэнни в газировку, скоро выветрится. А впереди еще работа. Поднимаясь по подвальной лестнице, он услышал шум и замер. Собака зарычала. Что это там? Какое-то царапанье, исходящее из темного угла. Может, это тот шкет? Нет. Что-то скрывается в темноте. Что-то с когтями. Келлер включил свет, и вдруг из угла порскнула крыса. Крыса. Большая, облезлая, пробежала и исчезла в стенной дыре.
Келлера эта сцена околдовала. Он присел на корточки и прошептал в дыру:
— Тварь. Если ты еще хоть раз осквернишь мой храм своим мерзким присутствием, я пущу тебе кровь.
Дыру он заложил тарным ящиком.
Наверху он проверил переднюю и заднюю двери. Для открывания каждой изнутри требовалось два ключа. Убедившись, что обе надежно заперты, Келлер пошел в ванную и принял душ. У себя в спальне он надел старые джинсы и толстовку. Сняв с ночного столика серебряную цепочку с распятием, он благоговейно поглядел на распятого Христа.
