Скрип-скруп. Скрип-скруп.
Только Божьи ангелы могли спасти их, преобразить.
Рафаил был первым. Один из Сил
[30]. Глава ангелов-хранителей. Покровитель человечества. Защитник детей.
Келлер потянулся за второй папкой — толстой, розовой, с надписью «Габриэла Мишель Нанн / Алиша». В ней был портрет шестилетней девочки. Каштановые волосы заплетены в косички. Глаза с дымчатой поволокой. Бархатное зеленое платье с изящной кружевной отделкой.
— Алиша. Красавица моя.
Он погладил фотографию, шмыгнул носом и перевел взгляд на еще одно объявление о рождении:
«Пол и Нэнси Нанн рады приветствовать свою вторую малютку, младшую сестричку Александры. Габриэль Мишель родилась в 4:12 пополудни, 12 апреля, вес 2,7 кг. Спасибо доктору Куку и медсестрам из Центральной городской больницы».
«Габриэла» и месяц были обведены красным.
Габриэла. Гавриил.
Гавриил. Посланник Божий в этот мир. Ангел, возвестивший рождение Христа.
Он нашел Гавриила.
Келлер перевернул страницу и увидел свежее цветное фото: Габриэла Нанн. Улыбается, взлетая на качелях в парке возле своего дома. Келлер улыбнулся в ответ, а затем переключился на фотографию Габриэлы в обнимку с ее песиком Джексоном. Рядом лежал листик с объявлением о пропаже этой самой собаки. Келлер наклонился к Джексону, сидящему сейчас у него в ногах, погладил его и вздохнул. А затем взялся перелистывать страницы с документами, подробной информацией, заметками и фотографиями Наннов и Габриэлы. Скоро ей исполнится шесть лет. Алише тоже было шесть. Она родилась в июне.
Срок совсем уже близок. Можно сказать, наступил.
Келлер закрыл папку.
До глубокой ночи он покачивался в кресле, а Дэнни Беккер спал у него на коленях. Постепенно уходя в дрему, Келлер вспоминал строки давно забытого стихотворения Дорис Уайт «Мой Ангел»:
«Гробы их были открыты, и воля им всем дана —
А вон и мой ангел милый, с ключом златым для меня».
25
Над окутанным туманом городом всходил розоватый диск солнца.
Инспектор Линда Тарджен вышла из своего опрятного домика на Верхнем Рынке и села в неприметный «Шевроле» Сидовски.
— Доброе утро, — вперемешку с зевком сказала она, принимая от шефа бумажный стаканчик магазинного кофе. — Благодарю.
— Хорошо спалось?
— Глаз не сомкнула. — Она бросила свою копию досье Киндхарта на документы шефа, лежащие между ними.
Движение на Маркет было неплотное, так что можно было прямиком доехать до Сома, самого недавнего адреса Перри Киндхарта.
— Какие мысли по нашему подопечному? — поинтересовался Сидовски.
— Он наш самый верный выход на Доннер. Растлитель, сидевший с Уоллесом в Виргинии. Мы знаем, что Уоллес действовал не один и что Киндхарт во время похищения и смерти Доннер находился в Сан-Франциско.
— Но на фото у того типа в капюшоне, что держал девочку, есть татуировка. А у Киндхарта ее нет.
— Мистер Тату — единственный кадр, о котором мы пока знаем. Возможно, там замешаны и другие. Есть вероятность, что Киндхарт не имеет к этому никакого отношения, но он может кое-что знать. Например, чья это татуировка. Так что было бы непростительно, если б мы его как следует не встряхнули — посмотреть, что из этого выйдет.
Сидовски одобрительно кивнул.
Тарджен была довольна. Они работали на одной частоте. Одно слово, партнеры.
Ближе к центру города туман уже рассеивался. На въезде в Тендерлойн улицы были усеяны использованными презервативами и шприцами. Несколько проституток все еще работали. Одна на углу Маркет и Ларкин-стрит задрала юбку, села на корточки и начала орошать тротуар.
— Вы только гляньте, — покачал головой Сидовски. — И хоть бы кто копов позвал.
— С чувством юмора, я вижу, у вас в порядке, — рассмеялась Тарджен.
— Ну да, черт возьми. Я вообще приколист. Спроси любого.
— А я спрашивала.
— Справки, стало быть, наводила?
— М-м-м.
— И как оно?
— Вы живете один, на Парксайде. Разводите птиц. Преступлений раскрыли больше, чем весь отдел за всю свою историю. От повышений отказывались, потому что работа у вас в крови. А дело Доннер не дает вам покоя, и до его раскрытия вы на пенсию вряд ли пойдете.
— Еще что-нибудь?
— Кое-кто называет вас «спесивым поляком».
— Эти слова да мне б на майку.
— Говорят еще, что после Брукса вы самый крутой убойник, каких только знавал Золотой штат
[31].
— И это бы на майку, в память о Лео.
— Но есть в вас и тревожная сторона, которая мне любопытней всего.
— Сверну-ка я, пожалуй, по Пятой направо.
— Это правда, что вы убили человека? Взяли и застрелили?
Сидовски о чем-то призадумался.
— Тогда еще шла война. Я был мальчишкой.
— Так что же случилось?
Он посмотрел в окно.
— Давай расскажу как-нибудь в другой раз?
— Само собой.
— Ну а как насчет тебя? Я вот не вижу кольца… ты замужем?
Тарджен уставилась в свой стаканчик.
— Как бы сказать… Была близка.
— И что?
— Архитектор.
— Он архитектор?
— Познакомились с ним после того, как обчистили его дом в Марине.
— Слава богу, что есть на свете преступники.
— Прожили вместе с год, говорили о детях, о будущем. Все было розовеньким.
Уже и дату назначили. В общем, песня известная.
— Интерлюдия со скрипками?
— Типа того. И вот он захотел, чтобы я бросила работу. Для него это, дескать, слишком опасно. Он хотел, чтобы из полиции я ушла и сидела дома, приглядывала за кошками. Просьба невыполнимая. Для меня бросить службу — все равно что отрицать саму себя.
— Это как же, Линда?
Она твердо посмотрела на него.
— Я полисмен. Такой же, как и вы, Уолтер.
— Ты имеешь в виду, такая же, как твой старик?
— Да. Биоритмы во мне тикают, так что я по-прежнему хочу и выйти замуж, и иметь детей. Но когда убили моего отца, я поклялась, что стану копом, и вот она я, нынешняя. Пойти на попятную я не могу.
