— Дэнни, где телефон?
Он указал на дверь:
— Вон там.
Скрип-скруп. Скрип-скруп.
Габриэла была напугана. Она снова оглядела комнату.
— А ты уверен, что в этой комнате телефона нет?
— Он там.
Габриэла встала, при этом у нее слегка вскружилась голова. Может, просто посидеть здесь, подождать?
Нет! Надо это сделать. Надо очень-очень, чтобы не попасть в беду. Она должна позвонить домой.
А еще очень хотелось пи-пи.
Скрип-скруп. Скрип-скруп.
На пути к двери зашевелились засаленные коробки и пакеты из-под бургеров.
Что, если этот человек наблюдает за ними из шпионской норы и готов в любую секунду выскочить? Зашуршали обертки, салфетки, пустые стаканчики, коробки и пакеты. Что-то противно чавкнуло.
Фу. Недоеденный бургер. Под туфелькой растекся несвежий кетчуп. В дальнем углу шевелились какие-то бумажки.
Сами по себе!
Габриэла застыла.
Пакеты заметно шевелились и подрагивали, словно их с той стороны кто-то грыз.
Габриэль наблюдала. Может, это Джексон? Ну а кто же еще? Конечно, Джексон, больше некому.
Габриэла подошла с угла.
— Собачка моя, — проворковала она, поднимая мешок. Оттуда на нее сиганула здоровенная крыса, у которой из пасти капал кетчуп. Близость была такая, что тварь своим хвостом шлепнула девочку по ладони.
Габриэль с криком отпрянула, оступилась и упала.
Мимо крысиной головы пролетела печенька с ванильным кремом.
— Уходи! — крикнул Дэнни, выуживая из пакета еще одну.
Габриэла поспешила к Дэнни. Вместе они стали пулять в крысу печеньем. Одно пришлось ей по башке. Было очень страшно.
В эту секунду распахнулась дверь, и на пороге возник мистер Дженкинс. Только теперь вид у него был не такой дружелюбный, а на шее болтался большой серебряный крест. Завидев крысу, он исчез и вскоре возвратился с бейсбольной битой.
— Нечисть! — возопил он, нанося проворный удар, но промахнулся. Крыса отозвалась противным ржавым писком; от удара битой во все стороны полетели ошметки мусора.
Мистер Дженкинс с воплем ударил снова.
Свирепость его броска напугала детей больше, чем крыса. Глаза у него были вылуплены луковицами, волосы встопорщены и спутаны, как змеи. На бороде переливались брызги слюны.
Келлер метнулся снова, и его бита издала чмокающий звук. При виде на ней крысиной крови он победно взревел.
— Кончено! — объявил он, оборачиваясь к детям.
Лицо его переменилось. Перед ним стояли Рафаил и Гавриил. Над ними явственно сияли нимбы.
«Очищенные светом сонма солнц».
Ярость в Келлере сменилась исступленным восторгом. Словно победоносный, израненный в битве солдат, он возложил к царственному трону голову врага.
В шаге от Габриэлы и Дэнни валялась мерзкая голохвостая туша в клочьях шерсти и с вываленными наружу кровавыми внутренностями. Габриэла, стараясь не смотреть, сдавливала в себе рыдания.
— М-мы хотим домой. Пожалуйста, мистер Дженкинс, — умоляюще пролепетала она.
Келлер ее не слышал.
— Ты пришел, Гавриил. Посланец Бога. Ты явился ко мне!
— Пожалуйста, Мистер Дженкинс. Дайте мне позвонить моим маме с папой.
Вспомнив о бите, Келлер поднес ее к лицу, зачарованно оглядывая кровь.
— Я очищен в свете Господа. Я вкусил кровь моих врагов. Никто не победит меня, ибо миссия моя божественна, и я воистину непобедим.
Он провел пальцами по окровавленной бите.
— Я очищен светом… Я вкусил кровь моих врагов, — повторил он, как мантру. — Миссия моя божественна. Я воистину непобедим.
Габриэль притянула к себе Дэнни.
Келлер поднялся в ванную и стал наливать воду.
Бог внял его молитвам и дал ответ.
Еще один ангел, и все будет по чину.
А затем начнется преображение.
Отирая с лица слезы, он встал и поцеловал распятие.
Близился момент второго крещения.
43
Верджил Шук в этом мире если кого и почитал (кроме себя любимого), так это Зодиака, воплощение силы и зла.
Зодиак был палач в маске, в конце шестидесятых укокошивший в районе Залива пятерых, одного за одним. Но финт даже не в этом, а в том, что он еще и издевался над полицией в загадочных письмах, которые слал в газеты. На фоне его хитрости бледнели лучшие умы городской полиции и ФБР. Он, можно сказать, владел городом, правил его страхом, дергая его на досуге за поводок. Зодиак был провидцем, который знал, что когда умрет, то его жертвы станут рабами, а он будет их повелителем в раю.
Его так и не поймали.
Шук завистливо вздохнул.
В прошлом году он, подобно Зодиаку, вольготно причащался из чаши силы. Он потешился той маленькой шлюшкой Танитой. Залюбил ее до смерти и заставил весь город дрожать перед своим могуществом. Он помыкал Франклином Уоллесом, обвел вокруг пальца полицию и дразнил своими признаниями священника, плюя в лицо его Богу и заставляя преклонять колена перед силой сами знаете кого.
Но это было тогда. А теперь город находился под чарами другого. Теперь уже новый игрок пожинал урожай на делянке Шука, приводя его в ярость.
Что он, этот новый тип, вообще о себе возомнил?
Неотрывно отсмотрев репортаж о похищении в парке Габриэлы Нанн, Шук в сердцах выключил телик. Ужас на лице Нэнси Нанн его буквально опалял.
Этой болью должен был упиваться он. Тем не менее он мрачно наблюдал за чужим триумфом издалека, как голодный волк, терпящий над собой нового хищника.
Сейчас Шук мерил нервными шагами свою грязную комнату в ночлежке, не обращая внимания на пронзительный вой сирен, буравящих ночное зловоние Тендерлойна. Если хочешь быть увековечен как Зодиак, то надо повышать ставку. Пришло время преподать сопернику урок еще более волнительный, чем тот, который он, помнится, преподал покойничку Франклину Уоллесу, дергая его за струнки, словно арфу, и наслаждаясь опасностью, доводящей буквально до стояка.
«Франклин? Это я».
«О боже! Не звони мне вот так домой. Умоляю тебя, не звони!»
«Им все известно, Франклин, — врал он. — О Таните. Обо мне. О тебе».
«О нет!»
«Они знают, все знают. И пресса тоже».
«О боже!»
«Они нашли снимки, где ты с ней в Долорес-парке. Скоро за тобой придут. И ты знаешь, что это означает».
