Рид осекся.
— Не хватало тебе еще одного суицида, — закончила за него Уилсон.
Том яростно потер лицо.
— Может, я и вправду ошибался насчет Франклина Уоллеса. Это меня преследует. Я просто не знаю.
— А вот я не думаю, что ты ошибался. Так или иначе, Уоллес был как-то связан с убийством Таниты. Может, это было преступление с сообщником.
— Ладно, допустим, что насчет Уоллеса я был прав. Но мне через это пришлось хлебнуть такого… По самое горло. Я этим просто разбит.
— А что, если все это действительно Келлер? Подумать только, что поставлено на карту. Речь идет о жизни детей.
— Я понимаю.
Он измученно ткнулся лицом в ладони.
Уилсон молчала, задумчиво прикусив губу. А затем, звякнув браслетами, энергично откинула волосы.
— Том, — обратилась она, постукивая безупречными ногтями по столу. — Я тебе помогу.
— Ты о чем?
— А вот о чем. Вариант у тебя только один.
— Какой?
— Проверь Келлера сам, по-тихому. Возьми несколько дней, выведай о нем что можешь, а по итогам решишь, стоит ли с этим идти в полицию. Ты ведь сам об этом думаешь? Разве нет?
Это было логично, но крайне рискованно.
— Если газета узнает, чем я занимаюсь, меня выпнут с волчьим билетом.
— Знать не должен никто. Я тебя прикрою. И помогу тебе.
45
Заснуть никак не получалось. Рядом на ночном столике часы радиоприемника показывали 3:12. Сидовски с тягостным вздохом встал, натянул халат, сварил себе кофе и побрел в птичник, побыть в компании своих пернатых.
Здесь он устроился в кресле-качалке (подарок от девчонок на День отца) и сидел, пощипывая бакенбарды. Сидеть в темноте было уютно, а птицы в вольерах по большей части дремали: ночь на дворе.
Тарджен вместе с Майкелсоном, Дитмайром и опергруппой вызвалась остаться на ночь в доме у Наннов. При таком, с позволения сказать, сне можно было с таким же успехом тоже там остаться. Сидовски активировал пейджер. Если что-то всплывет, Линда обещала связаться.
Черт. Непростое какое дело.
Тот размытый видеофрагмент весьма полезен, но его одного недостаточно. Следствие вязнет. Ни толковых звонков, ни зацепок. Досье Верджила Шука должно было прибыть сегодня. Может, хоть оно чем-то поможет. По Беккеру и Нанн полный ноль. Транспортники заняты составлением списка всех фордовских пикапов с урезанным буквенным кодом Калифорнии. Есть уверенность, что отрезанные косы принадлежат именно Габриэле. Но кроме этого и видеозаписи, по делу Беккера и Нанн больше никаких вещдоков.
С рассветом опергруппа начнет прочесывать двор Наннов и придомовую территорию, включая собачью будку — вдруг что-то да найдется? Подводя черту, два десятка детективов просеивают окружение каждой семьи. Почему были выбраны именно эти дети?
Просто от фонаря? Явно нет. Дэнни Беккера выслеживали; Габриэлу Нанн преднамеренно заманили в ловушку. Хотя тот тип рисковал попасться. Для такого бесстрашия им должно было двигать ощущение какой-то сверхзадачи, миссии; а миссия, в свою очередь, подпитывалась какой-то иллюзией. Какого же рода? Связь с терроризмом здесь не прослеживается.
В какую-нибудь секту с человеческими жертвоприношениями их следы тоже не вели — так сказала Клэр Уорд из отдела специальных расследований. Их семьи принадлежали к различным ветвям христианства. Анджела Доннер была баптисткой, Беккеры кальвинистами, Нанны англиканами
[40]. Никакой связи, кроме христианства. А уж эти лица…
Лица ангелов.
Танита Мари Доннер. В том мешке. То, что он с ней сделал, было за гранью человеческого. Кто это сделал — Шук? Он ли является объектом их поиска? Где он сейчас — разгуливает на свободе? Возможно, что Таниту отслеживали.
Похитили средь бела дня. Но он убил ее, оставил труп, оставил снимки, оставил свою метку и даже позвонил в прессу. Зачем? Чтобы посмеяться над полицией? А на Таните он просто практиковался? Набивал руку?
Повторение — мать учения.
Сон развеялся окончательно. Можно, собственно, отправляться в отдел.
Стоя под душем, он размышлял о детях. В каких месяцах они родились? Кто они по гороскопу, по знакам зодиака? Зодиак. После бритья он сбрызнул лицо «Олд Спайсом», надел свежее белье. Рубашку выбрал такую, чтобы поменьше складок, голубую, и, плюхнувшись задом на кровать, зашнуровал ботинки. Зодиак… Тоже был с миссией, каверзничал, измывался над полицией. Сидовски снял с вешалки темно-синий галстук, завязал на шее аккуратным узлом, после чего приспособил наплечную кобуру и из сейфа на верхней полке шкафа вынул табельный «глок».
Проверил, сунул его в кобуру (неудобная, зараза, спасу нет). Надев серый спортивный пиджак, повел под ним плечами. Вжикнул по волосам щеткой и взял кожаный футлярчик с именным жетоном, попутно глянув на свое ламинированное удостоверение. На работе почитай что всю жизнь. Двадцать шесть лет на трупы пялился.
Сидовски перевел взгляд на комод, где в золоченых рамках стояли фотографии его девочек, внучат, а также свадебное фото, где они с Башей жених и невеста. Баша улыбается.
Ну ладно, пора двигаться.
По дороге к Дворцу правосудия Сидовски притормозил у круглосуточной кафешки навынос. Здесь за кофе понуро сидели несколько «сов». Дженни, мать-хозяйка, надраивала стойку с такой энергией, что больно было смотреть. По ее лицу он понял, что выглядит никудышно.
— Перерабатываешь, Уолт. Совсем не высыпаешься? А мальчиковому организму нужен сон. — В большой стакан она налила кофе. — И женщина тебе нужна, чтобы заботилась. — В стакан она хозяйски положила сахар, плеснула пару наперстков сливок и защелкнула крышечку.
— Ты так думаешь?
— Не думаю: знаю. Что-то ты сегодня вообще ни свет ни заря. Берт еще и глазурь сготовить не сподобился. Хотя постой, у меня изюмные есть. С пылу с жару, из духовки.
— Вот и хорошо.
Она кинула в пакет четыре рогалика. Звякнула кому-то из клиентов о готовности заказа.
— Деток-то как жаль, Уолт. Ишь как вышло.
Между ними мелькнула искра понимания.
— Ничего, Уолт. Ты лис старый, хитрый. Всех выведешь на чистую воду.
Сидовски сунул ей пятерку:
— Ладно, Дженни. Пошел я. Сдачи не надо.
На четвертом этаже, в убойном отделе, с передвижной доски за событиями следили три лица, при виде которых Сидовски невольно остановился в дверях. Увеличенные фотографии Таниты Мари Доннер, Дэнни Рафаэля Беккера и Габриэлы Мишель Нанн.
Счет три — ноль.
Пара усталых инспекторов на телефонах выжимала информацию о деталях похищения. Рядом с немытыми кофейными кружками лежали папки и отчеты. Здесь же на полу валялся утренний выпуск «Стар» с кричащим заголовком на первой полосе. Увеличенная карта города в одном из углов теперь была утыкана третьей серией кнопок — желтых — по Габриэле Нанн. Кто-то на крике разговаривал в одной из допросных. Хлопнула дверь, и на пороге появилась глыбина ирландско-американской праведности с усами, модными среди патрульных начала века: инспектор Боб Мерфи.
